По большому счету, при депрессивных состояниях лечили транквилизаторами и антидепрессантами, а при шизофрении – нейролептиками, чтобы снять возбуждение, вызванное повышенным содержанием дофамина в мозге. Что было забавного в этом, так это то, что переизбыток гормона счастья – шизофрения, недостаток – болезнь Паркинсона. То есть, стоит только лодке качнуться в любую из сторон – и человек становится психически нездоровым.
В целом, после изобличения я чувствовал себя подавленно. Сначала, конечно, отказывался верить, что такое в принципе возможно, после даже злился, ведь прошла целая жизнь и такая реальная, но потом начал потихоньку принимать данность. Все-таки жить нужно в настоящем, а в реальности бывают и грозы. Это была одна из них. Жаль, что холодным дождем приходится смывать не только свои ошибки, но и светлые моменты, которых также было немало.
– Кто это? – спросил я у Ольги, когда она пришла ко мне с альбомом и начала показывать фотографии, вытаскивая их по одной.
От нее пахло изысканным ароматом фиалок, теплыми древесными нотками и тонкими оттенками кожи, что делало аромат мощным и магнетическим по звучанию. Я буквально наслаждался моментом, находясь рядом с ней.
– Ты не узнаешь? – удивилась она, широко раскрыв изумрудные глаза, в которых можно было утонуть.
– Нет, – ответил я, бегая взглядом по ее лицу.
– Ну, это же ты со своим тренером!
– Не узнаю, – ответил я, мельком глянув на фото.
– Ты ходил на бокс. Помнишь? – спросила она и пытливо на меня посмотрела.
– Оль? – спросил я. Она отвела взгляд от меня и посмотрела вновь, помотав головой и раскинув руки, мол «что?! Я и так на тебя смотрю!»
– Если это не был эксперимент и нам не платят за него, то откуда деньги? Откуда такой дом? Одежда, духи, машина… это все очень дорогое. Откуда? Я не понимаю.
– То есть, вот что тебя интересует, да? Не твоя жизнь, не наши отношения, не как там собака и дети?! – воскликнула Оля, чуть ли не плача.
– Ну, что ты, маленькая, – произнес я и, притянув ее к себе, крепко обнял.
Эмоции было сложно выражать. Лекарственные препараты действовали и тормозили мои реакции на все, будь то радость, переживания, обида или злость. Я прекрасно понимал, какое поведение и при каких состояниях нужно проявлять, и проявлял по отношению к Ольге, но чувств в этом не было. Лишь холодное механическое исполнение. Однако этого хватало. Оля даже сказала, что я чуткий и нежный. И это меня поразило… потому что она даже не увидела дальше собственных ощущений, реагируя лишь на механику действий, которая не может замечать истинных чувств. Получается, стоит лишь не чувствовать противоположных эмоций, чтобы не посылать опровержение вербальной информации, и все: человек ничего даже не заподозрит, потому что не станет копаться в том, правду ему говорят или нет, ведь каждый ориентирован на собственные переживания. Может, поэтому люди принимают наигранные эмоции порноактрис за чистую монету, ведь ты не увидишь даже самой грубой лжи там, где о ней не подозреваешь и ее не ждешь.
– Саня! Саня-я! Са-а-аня-я! – закричал из-за решетки пациент. – Она ждет! Она тебя ждет! Ждет! Саня! Она ждет!
Я с недоумением посмотрел на Олю, потом на него, пытаясь понять, почему незнакомый человек кричит, что кто-то меня ждет. Он кричал и тянул руки сквозь решетку, стараясь буквально продавиться ко мне.
– Кто это? – спросила Оля.
– Не знаю, – удивленно ответил я, – никогда с ним не разговаривал.
За пациентом прибежали санитары. Начали тянуть его от решетки, но он настолько крепко держался, что даже не двинулся с места. Затем стал беззвучно открывать рот, будто крича уже в другом звуковом диапазоне. Я удивленно встал и начал двигаться в его сторону. Он отцепил одну руку и протянул ее сквозь решетку ко мне. Санитары не промешкали и скрутили нарушителя спокойствия, который почти не сопротивлялся, будто его сознание уже было очень далеко от стен сумасшедшего дома. В памяти отпечатались его тонкие скрученные пальцы, исхудавшее лицо и черные глаза, которые в панике пытались передать что-то очень важное, но не смогли это выпустить из себя, оставив в ледяном заточении измученного безумием организма.
– Он знает, как тебя зовут, – произнесла Оля с подтекстом.
Я ничего не ответил, а только сел и попытался вспомнить, где мог с ним о чем-нибудь говорить, но, к собственному разочарованию, ничего не приходило в голову.