Андрей Голубь
Перфоманс
Перфоманс
– Стой где стоишь и даже не дыши в его сторону, рта не раскрывай и держи глаза широко раскрытыми, чтобы не дай Бог не упустить момент наивысшей точки демонстрации и раскрытия его таланта,– шепчет критик, а сам удаляется на безопасное расстояние, прикрывая уши вязаной шапочкой. В своей последней колонке он назвал игру этого актера «шоковой терапией» и, к сожалению, оказался прав в своём сравнении, потому что артист исподтишка подкрался к зрителям сзади в практически кромешной темноте и взялся истошно вопить.
Доведённые до предынфарктного состояния старушки недобрым словом помянули промоутера, который всучил им бесплатные проходки, отоварили актера парой пощёчин и быстро посеменили на выход. Талант вернулся на сцену и орал им в след никак не менее минуты. Потом резко замолк, как бы смиряясь с потерей аудитории, зашёлся женским криком и со всего маху рухнул на пол без чувств. На его место пришёл новый, не такой, но похожий, траурно-чёрный с бледным лицом. Вдохнул глубоко, посмотрел на бездыханное тело, встал перед ним на одно колено и болезненно скорчился. Орать будет? Ну, точно. Орет. Первый прополз на спине несколько метров и соскользнул в секретный лючок вниз головой. Брезгливо вскрикнул где-то там под сценой, потом вроде выкарабкался, выпрямился во весь рост, отряхнул пыль и произнёс:
– На этом я хотел бы завершить наш открытый урок по актерскому мастерству. Вы можете поддержать наш театр любой суммой, опустив ее в шляпу на выходе. Спасибо.
Включился свет. Из зала вышли оставшиеся зрители и критик в шапочке. Талант посмотрел в шляпу с колесом от телеги вместо полей и обреченно вздохнул. Двадцадку кинула уборщица Аля за пять минут тишины, полтинник выдал студент Валя Овсянников, второй крикун, но он такой человек всегда занимает без задней мысли, не пьёт разве что, а так святой практически. Двадцатка от критика, пятерка от зрителя. Со всеми его деньгами наберется сотня – сотая часть от алиментов для каждой из трёх бывших жён, тысячная – от кредита для каждого из трёх банков или бутылка портвейна – чёрного, тягучего, мерзкого, похмельного и паленого – один к одному, копейка к копейке. Решил, что долги нужно гасить наибольшие в первую очередь. Ссыпал деньги в карман, натянул шляпу на голову и пошёл в ларёк за портвейном, то есть гасить долг перед совестью за очередной театральный провал – открытый урок по визуализации «Крика» Мунка. Шляпа застряла в дверях.
Шум разбудил человека. На заднем ряду театрального зала лежал поэт Сантини, известный всем лицам, вхожим в театральную жизнь, как Витька-Санька. Поэт он был неплохой, жил, как подобает неплохому поэту скудно, подряжался раз в неделю в театре на подсобные работы, ночевал в ложе на втором этаже и один день, чаще всего субботу, тратил на беспробудное, остервенелое пьянство. Проснулся Витька-Санька и практически интуитивно понял, прямо нутром почувствовал, что настала суббота. Не зря он вечером косяки на входе погнул, чтобы Таланта задержать. Человек творческий – человек практичный, наперёд думает, не задним умом силён.
Ситуация ему понятная, подумаешь шляпа в дверях застряла, поэт в разных передрягах побывал, жизнь видел со всех сторон, и не такое и не там застревало. Сам он, например, застрял в круговерти непостоянных заработков – Витька-Санька мастерски рифмовал солдатскую матершину с классическими произведениями, за что справедливо получал свою сотню в переходе у театра. Точным ударом кулака поэт освободил Таланта и переломил колесо пополам. Ругаться не стали, вынул из кармана заработанную с утра в переходе сотню и передал ее распластанному на полу страдальцу. Реквизит спрятали за портьерой, в ходе сокрытия улик родили идею близкую в своей гениальности к лучшим умам столетия – пропить деньги на студии у художника. Поддержать живопись стаканом – дело благородное.
Студия – изба через дорогу – идти без малого три минуты, но добирались час с лишним. Дверь распахнута, болтается на ветру в разные стороны, не обокрал бы кто, да вот только наш художник был настоящий, а значит, воров не боялся, потому что сам был вор по натуре. Все что можно было украсть, он уже сам у себя украл, а то, что осталось и бесплатно не заберут, придется доплачивать.
Поэт первым делом пошёл в туалет за занавеску в сенях смывать кровь с кулаков, а Талант вполз в студию слепой на оба глаза, прижимая стеклянные бутылки к зачинающимся синякам под глазами. Выбивали они по дороге долг из официанта ресторана «Курочка Ряба». Паскудец бессовестный в пылу спора ногой разбил одну бутылку, за что его и били дольше, чем требовалось, глотка никто сделать не успел, все в землю ушло, кануло, посчитай. Забрали кассу, а там набралось без малого на две бутылки, так что вышли в плюс и всего принесли три. Поэт привязал входную дверь к косяку шнурком чтобы не дуло с улицы и прошёл в студию – художник стоял на коленях в центре комнаты и молился стакану.