– Но, но, хватит тоже, – успокоил приятеля поэт, хлопнув художника по спине, так, что из его леопардового халата едва не просыпались пятна.
– По своему конечно, не с таким размахом! А обо мне ни слова нигде, в газетах ни буквы, в интернете ни строчки! Тишина! А ему миллиард! Миллиард! Это я художник, а он убийца! Злодей, мерзавец! Негодяй! Да про меня только на местной страничке написали и то только то, что я придурок. А знаете, кто написал? Сам я и написал!
Художник сгоряча схватил со стола бутылку, замахнулся, но передумал и аккуратно поставил ее на стол. Его затылок до сих пор не выпрямился после случайно опрокинутого стакана, тогда поэт из другой комнаты услышал приземлившуюся на ковёр каплю и наказал его подзатыльником, но считай, что просто погладил, предупредил даже.
– Павел, ну успокойтесь, с кем не бывает, – прошептал Талант. Он, кстати, в этой истории вряд ли хоть слово проронит ещё, если только строчку в конце, все-таки охрип на сцене, чего человека попусту беспокоить, но пьёт он за троих, так что выпьет за всех и ваше здоровье тоже, уж будьте уверены.
– Этого убийцу они как Бога превозносят, дискуссии на миллионы комментариев, а я что?
– А вы вот что, – подал голос чиновник и вошёл в комнату, потрясая в воздухе каким-то неприятно серьезным документом покрытым сплошным рядом синих печатей, – нам поступила жалоба на вас от директора железнодорожного вокзала. Он пишет, что какой-то безумец, одетый в леопардовый халат на голое тело, справил большую нужду прямо в фонтан.
– Откат Мольбертович, ну вы же понимаете, что это перфоманс, художественное представление, которое призвано шокировать публику, вывести ее из зоны комфорта…
– Азат Альбертович, попрошу! – сердито произнёс чиновник, – четвёртый раз за неделю Паш, четырнадцатый за месяц, сорок третий за год!
– Сорок четвёртый, – поправил его художник.
– Сорок четвёртый раз, Паша! Как сорок четвёртый, а где еще?
Художник бегло пробежался глазами по списку в документе.
– В городском парке.
– Так, ладно, там понятное дело не считается, сам знаешь какой у нас парк. Но Паша, сорок три раза! Трамвай, автобус, остановка, колледж, школа, детский сад, общественный бассейн, магазин, отделение банка, кафе, клуб, бар, Дума Паша! Дума! Тебя забрали в полицию и что ты там сделал в участке? А?
– Да я хоть людей не убиваю, как вот этот! – дрожащим голосом парировал художник, указывая ладонью на дымящий приёмник.
– Да лучше б ты людей убивал! Челси вон прославил свой город на весь мир, туда турист косяками прет, а у нас что? Насрано, простите. В общем, все, Паш, клин клином, я другого выхода не вижу. Заходим, ребята.
За спиной чиновника появились чёрные тени в леопардовых халатах, в которых без труда узнавались все кого так или иначе коснулся «Час расплаты» – и побитый несколько часов назад официант, и начальник банка – громоздкий бандит из 90-х, и весь коллектив железнодорожного вокзала во главе с директором, и водитель автобуса и прочие, прочие, прочие. Кто-то взял с верстака набросок и растер его в руках на манер газеты. Не сговариваясь поэт и Талант начали расстегивать ремни на брюках.
– И ты Сантини?
– В переходе, на мою везучую картонку.
– И ты, Талант?
– На сцене, Паш, в секретный люк.
Чиновник вышел из избы и пригласил внутрь критика в вязаной шапочке. Вряд-ли кто-то заплатит миллиард за этот перфоманс, но Челси ведь тоже когда-то с чего-то начинал.