Впрочем, вступая в Семилетнюю войну, Петербург предусмотрительно выторговал для себя право не воевать с Англией. Несмотря на изменение внешнеполитической ориентации, торговые отношения надо было сохранять. Французское правительство вынуждено было согласиться с подобными условиями, поскольку русские солдаты были нужны на востоке, в качестве противовеса прусским армиям Фридриха Великого.
На первый взгляд Семилетняя война для России была успешной. Русские войска выигрывали одно сражение за другим, были взяты Кёнигсберг и Берлин. Однако показательно, что эта война не стала частью национального мифа — подобно походам Петра Великого и Суворова, о ней лишь вскользь упоминают в школьных учебниках истории, ей посвящено очень мало исследований. Причина, разумеется, не в том, что победы доставались русским войскам невероятно дорогой ценой. Потери были чудовищными, но русские генералы и в других войнах пехоту, состоявшую из крестьян, не особенно жалели. С самого начала война была не слишком популярна среди русского «образованного общества», а главное — непонятна. Для экономики она обернулась катастрофой. К потерям, связанным с прекращением английской торговли, прибавлялись огромные военные расходы. «Ко времени смерти Елизаветы, — пишет Покровский, — положение было таково, что всякое разумное правительство поспешило бы как-нибудь выпутаться из дела» [Любопытно, что обращение Петра III было переведено на английский язык и полностью опубликовано в «Gentlemans Magazine», 1762, v. XXXII].
Фридрих ожидал, что первыми мир заключат австрийцы, которым он нанёс серьёзные поражения. Но венский двор держался до последнего, тогда как Петербург предложил Пруссии мир на крайне выгодных условиях. Пётр III, унаследовав престол Елизаветы, немедленно прекратил военные действия. Новый царь обратился ко всем державам Европы с призывом заключить мир, как говорили в XX веке, без аннексий и контрибуций[385].
Задним числом этот мир рассматривали как предательский, поскольку все завоевания русской армии были возвращены Пруссии. Пётр III, который был до восхождения на русский престол голштинским принцем, не скрывал своего восхищения прусским королём. Однако дело, разумеется, не в симпатии Петра III к берлинскому «просвещённому монарху» (и не в личной неприязни, которую Елизавета питала к «вольтерьянцу» Фридриху). Страна просто не могла и не хотела больше воевать. Возмущение общества вызвал не мир с Пруссией, а намерение молодого царя сразу же начать новую войну — на сей раз в союзе с Фридрихом. Последовал очередной переворот, Пётр III был отстранён от власти и вскоре убит. На престол взошла его жена — немецкая принцесса, вошедшая в русскую историю под именем Екатерины Великой.
В отличие от своего неудачливого мужа, она считалась мудрой правительницей. Между тем вела она ту же политику, что и Пётр III, только более разумно и осторожно. Ещё до воцарения Петра III именно Екатерина предстаёт перед нами в качестве одного из лидеров «английской» партии и главного противника войны. Разумеется, она не отличалась миролюбием и, в отличие от мужа, не испытывала сентиментального восхищения перед Пруссией. Её волновали конкретные политические и экономические интересы.
По существу, Екатерина продолжает политику Анны Иоанновны, но отныне в Петербурге господствуют уже не временщики и случайные люди с сомнительным прошлым. Складывается более или менее устойчивая элита, осознающая себя (несмотря на разницу в родословных) в качестве национальной аристократии. Этот политический класс способен управлять эффективно. Если остзейское правительство Анны Иоанновны обслуживало иностранные интересы мелочно, ради взяток и сиюминутных выгод, игнорируя требования русского дворянства, то теперь в Петербурге начинают мыслить стратегически. При Екатерине формируется, наконец, компромиссное решение, устраивающее и англо-голландский торговый капитал, и российские элиты.