В центре теоретической дискуссии оказался вопрос о крестьянской общине, которая для бывших умеренных народников, превратившихся в ортодоксальных марксистов, выглядела пережитком прошлого. Плеханов и его сторонники, объявив себя интерпретаторами и проповедниками марксизма в России, начали против народничества непримиримую идеологическую борьбу.
Между тем взгляды самого Маркса развивались в противоположном направлении. Как и революционные народники, автор «Капитала» не отрицал архаического происхождения общины. Однако его диалектический подход заставлял его в одном и том же явлении видеть и пережиток прошлого, и возможный прообраз будущего. Когда принадлежавшая к группе Плеханова русская революционерка Вера Засулич попросила Маркса высказать своё мнение по этому поводу, тот недвусмысленно поддержал народников. Те же выводы он повторил и в письме в редакцию журнала «Отечественные записки».
Чем глубже автор «Капитала» погружался в вопросы русской истории и экономики, тем более очевидно становилось ему, что вопрос не сводится к будущему общины. Речь идёт о том, насколько мир за пределами Европы и Северной Америки обречён повторить «западный» путь развития. В «Капитале» Маркс писал, что более развитая страна показывает менее развитой картину её собственного будущего. Но говорил он это, сравнивая Англию с Германией. В этом сравнении он оказался в целом прав: немецкий капитализм, как и в других странах «центра», при всех своих «национальных особенностях» не выходил за рамки общей «западной» модели, первоначально сложившейся в Англии и Северной Америке. Иное дело — Россия. Сравнивая её с Англией, Маркс приходит к выводу, что «историческая неизбежность» описанных им процессов развития капитализма «точно ограничена странами Западной Европы»[523].
Это не значит, что капитализм не затрагивает страны периферии, но здесь всё происходит иначе. Более того, нет никаких причин видеть человеческую историю как механический и заранее запрограммированный процесс смены формаций. По существу, Маркс здесь уже вступает в полемику с собственными последователями, пытающимися использовать его теорию как «универсальную отмычку». «Им непременно нужно превратить мой исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются, — для того, чтобы прийти, в конечном счёте, к той экономической формации, которая обеспечивает вместе с величайшим расцветом производительных сил общественного труда и наиболее полное развитие человека»[524].
Вовлечение России в мировой рынок и даже развитие там буржуазных отношений вовсе не обязательно должны привести к формированию такого же капитализма, как и на Западе: «События поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке, привели к совершенно разным результатам»[525].
Острие полемики здесь столь явно направленно против формирующегося ортодоксального марксизма, почему Плеханов и его единомышленники так и не опубликовали по-русски оба письма Маркса, хотя тексты у них были. Не помогло даже то, что Ф. Энгельс, занимавшийся делами Маркса во время его болезни и после смерти, рекомендовал эти тексты печатать. Письмо в редакцию «Отечественных записок» было опубликовано в «Вестнике Народной воли» в 1886 году, а письмо Вере Засулич увидело свет только в 1924 году благодаря Давиду Рязанову, директору института Маркса и Энгельса, позднее репрессированному Сталиным. Нежелание замечать эти тексты объединило ортодоксальных марксистов с непримиримыми критиками марксизма, которые упорно повторяли на протяжении XX века, будто Маркс предложил свою теорию общественного развития в виде универсальной схемы, механически применяемой в любых обстоятельствах.