Нестеренко, возлагающий всю вину за этот инцидент на Александра и новгородцев, ссылается на переписку между немецкими купцами и шведами, в которой шведская сторона заверяла своих ганзейских партнёров в том, что не намерена препятствовать свободной торговле с Новгородом. Между тем, если бы никаких опасений у ганзейцев не было, они не стали бы и беспокоить шведов подобными вопросами.
Хотя рассказы позднейших русских и советских историков про агрессию шведских феодалов на Русь, отражённую Александром Невским, представляют собой явный плод идеологического творчества, конфликт между Новгородом, Швецией и Ганзой на протяжении большей части XIII века совершенно реален. Причём новгородцы отнюдь не всегда были обороняющейся стороной. Уже в 1187 году они (если верить «Хронике Эрика») разграбили и сожгли шведскую столицу Сиггурну. Из разрушенного города в Новгород привезли врата, украшенные бронзовыми барельефами, которые приделали к входу в храм Святой Софии [А. Широкорад указывает на врата Сиггурны как на «вещественное доказательство похода»[160]. Правда, ряд исследователей сомневается в подлинности врат, считая их изготовленными в более позднее время. С походом на Сиггурну связана ещё одна, более серьёзная проблема: русские хроники о нём не упоминают. По мнению Широкорада, подобная скромность (шутка ли, забыли упомянуть о захвате столицы соседнего государства!) объясняется тем, что поход был совершён не «официальной» новгородской дружиной, а был, так сказать, частным предприятием]. Сиггурна была разрушена настолько, что восстанавливать её не имело смысла. Выжившие жители основали на новом месте новый город — Стокгольм.
Природа конфликта на берегах Балтики была совершенно иной, чем она представляется в патриотическом мифе. Князь Александр вообще может считаться патриотом только по недоразумению: ведь именно он был основным проводником татарского влияния и защитником интересов Золотой Орды в землях русского Севера. В борьбе с немцами и шведами новгородцы отстаивали не свою независимость, а свои торговые интересы (не в последнюю очередь — своё право брать дань с угро-финских племён Прибалтики). Шла борьба за контроль над судоходством и за торговые пошлины.
Окончательные результаты пограничных конфликтов XIII века оказались в целом благоприятны для Новгорода. При этом, как показывают исследования, почти перманентное состояние войны с Ливонским орденом на торговле с немецкой Ганзой «никак не сказывалось»[161]. Формально, пока орден воевал с Новгородом, купцы из города Любек — главного торгового партнёра и новгородцев и рыцарей — преспокойно вели дела на территории обеих враждующих сторон. Собственно, за долю в этой торговле и шла борьба. А прекращение торговли стало бы катастрофой в равной степени для новгородцев и «псов-рыцарей».
Борьба новгородцев с немцами в XIII веке во многом напоминает англо-голландский конфликт XVII века. В военных столкновениях новгородцы, как и голландцы, по большей части выходили победителями, но этого оказалось недостаточно, чтобы компенсировать стратегические преимущества поднимающейся новой силы. Немцы в XIII веке, как и англичане в XVII веке, имели значительные ресурсы, а также технологическое преимущество, что позволяло им упорно идти к своей цели, невзирая на тактические неудачи. В итоге, после нескольких десятилетий соперничества, когда граница стабилизировалась, новгородцы, примирившись с потерей Юрьева (Дерпта), превращаются в младшего партнёра немецкого купечества — точно так же, как голландский капитал, в конечном счёте, стал младшим партнёром английского.
Если XIII век является временем почти непрерывной войны с немцами, то XIV и большая часть XV столетия проходят исключительно мирно. Причём партнёрские отношения у Новгорода устанавливаются не только с купцами, но и с рыцарями. Тевтонский орден ведёт оптовые закупки мехов в Новгороде, одновременно снабжая купеческую республику столь необходимым ей серебром. В известном смысле оптовые сделки с рыцарями были для новгородцев даже выгоднее торговли с немецкими купцами. «Представители Тевтонского ордена в Новгороде обычно не меняли товар на товар, а платили слитками серебра, главными поставщиками которого на местный рынок они и являлись», — отмечает шведский историк Артур Аттман[162]. Можно сказать, что с помощью серебра в XIV–XV веках немцы сумели добиться того, чего в XIII веке безуспешно пытались достичь силой оружия.
161
162