- Ты куда это заторопился, на ночь глядя?
- Знаешь, жена траванулась димедролом, ребята из редакции отвезли ее в реанимацию, - ответил Олег, продолжая одеваться.
- Она берет тебя на понт. Ты действительно хочешь поехать в больницу?
- Ну, да! Надо хоть врачей расспросить о ее состоянии. Если с ней что-нибудь случится, никогда себе не прощу! - Олег уже заканчивал завязывать шнурки на башмаках.
- Ты никуда не поедешь! А если поедешь, то я тоже отравлюсь!
В подтверждении этих слов Айса ящерицей соскользнула с кровати, прошла в кухню, откуда вернулась с аптечкой и стаканом воды. Устроившись снова на кровати, настырно, с вызовом глядя прямо в глаза Олегу, Айса стала вылущивать из конвалют таблетки димедрола и запихивать их себе в рот, почти не запивая водой.
Растерянный Зеленский стоял дурак дураком посреди прихожей, чувствуя себя то ли в театре абсурда, то ли в сумасшедшем доме. Когда оцепенение прошло, он бросился в спальню, но Айса его опередила, проскочив с таблетками в санузел, и заперлась изнутри. Все увещевания Олега не делать глупости были тщетны. За дверью слышался шум льющейся из крана воды, видимо, Айса продолжала свое самоубийственное дело. Наконец, когда дверь открылась, на Олега повалилось голое тело Айсы; глаза ее были белыми с заведенными вверх зрачками, вокруг рта пузырилась пена.
Дотащив подругу до кровати, Зеленский понял, что дело приобретает скверный оборот. Два трупа за один вечер по его вине! Хотя и вины-то, если разобраться, нет никакой; что поделаешь, если бабы – дуры, но все равно гадостное ощущение, будто своими руками их уделал! Дрожащими пальцами, не попадая в кнопки телефона, он позвонил товарищу, у которого имелась машина:
- Сережа, дорогой! Приезжай ко мне сейчас же, новый адрес ты знаешь! Айса умирает, отравилась димедролом! Надо срочно отвезти ее в больницу!
Сергей приехал на удивление быстро. Неумехи мужчины, не сумев одеть ее, уже бесчувственную, лишь завернули голую Дашу в розовый атласный халатик и на руках вынесли ее из квартиры. В отделении реанимации, знакомый дежурный врач, хорошо знавший Олега и посвященный в его последние жизненные коллизии, кстати, принимавший полтора часа назад Любу, посмотрел на Зеленского с каким-то скрытым уважением, так, по крайней мере, Олегу показалось, и произнес:
- Ну, ты, брат, даешь!
Когда дело завершилось благополучно, то есть, без смертельных исходов, Олег, здраво поразмыслив, порвал с обеими истероидными дамами. Но срамота, хоть на улицу не выходи! О том, что все бабы – дуры, Зеленский догадывался и раньше, но не до такой же степени! А говорят, жизнь литератора легка, как крыло бабочки, и беспечна, как крыловская стрекоза в летнее время. Это глубокое заблуждение. То нужное, единственно правильное, слово никак не приходит в голову, то на эту же голову сыплются события, препятствующие построению строго выверенной сюжетной линии. Благословенная тишина надобна пишущему человеку, а не бурлящие, чисто шекспировские страсти вокруг…
Между тем, написание книги под условным названием «Периферия» продолжалось; это рабочее название так и осталось. Надя вышла замуж очень рано, а ее суженый, начитанный, бывалый человек, значительно старше жены, даже отсидевший срок за какие-то разнотолкования Уголовного кодекса с представителями власти, оказался наркоманом. Муж был для Надежды абсолютным авторитетом, поэтому его пристрастие она восприняла естественно, безропотно, как что-то ему присущее от рождения. Друзья мужа Нарана тоже были довольно интересными людьми в человеческом плане, и тоже страдающими тем же недугом, что и их корешок.
Был даже длительный период времени, когда Надя не могла общаться с людьми, не употреблявшими наркотики: они казались ей какими-то слишком правильными, пресными, скучными, не занимательными. В обществе друзей мужа, когда они не находились в «отрубе», было весело: они рассказывали любопытные истории из собственной, «богатой и разнообразной» (для юной женщины) жизни, делились впечатлениями о прочитанных книгах, давали оригинальные оценки милиции, медикам, журналистам.
«Шировые» с чувством превосходства относились к «синим» - алкоголикам, считая их людьми сорта совершенно низкого. Хотя, в чем заключалась привилегированность наркоманов, они и сами четко объяснить не могли. Эти люди просто различными способами убивали себя. Причем эффективность и скорость самоуничтожения наркоманов намного превосходила аналогичные параметры их «оппонентов». Так, чего уж тут понты колотить!
Лишь со временем к Наде пришло понимание, что их зависимость от наркоты – есть болезнь, но она тогда еще не осознавала, насколько страшна и почти безнадежна эта болезнь. С этого момента ее целью стало стремление помочь этим людям, прежде всего, мужу, соответственно, но эта помощь ограничивалась внушенным ими стереотипом; достать дозу и подыскать удобные, безопасные места для приема. Она, как сейчас, помнила затравленные глаза Нарана и его голос-шепот:
- Надюша, достань дозу! Ломает, невмоготу!
И в страшную, беспроглядную, дождливую ночь, запахнувшись в промокший в одну минуту плащик, она стремглав помчалась по известному адресу, чтобы купить мужу наркотик. Засунув шприц с зельем-отравой между телом и бюстгальтером, дабы уберечь его от хлестких, всепроникающих и холодных струй ливня, Надя почти на ощупь добралась по грязи и в темноте домой, но просьбу мужа выполнила безукоризненно.
Деньги она доставала путем различных ухищрений, она так и называла себя – «мелкая аферистка». Однажды она даже сняла для приятелей мужа отдельную квартиру, где они могли бы, не таясь, предаваться своему занятию без помех. Но, через месяц с небольшим квартиросдатчик требовательно и безапелляционно заявил о расторжении договора. Он случайно зашел в сданную квартиру, и картина, которую он там увидел, повергла его в состояние полного транса.
О «спайке» милиции и некоторых медицинских работников Надежда знала не понаслышке. Наран, как это ни странно, не приобщил свою юную жену к наркотикам; видимо, врожденное внутреннее благородство не позволило ему сделать то, что весьма распространено в семьях завзятых наркоманов. Однажды ночью к ним ворвались сотрудники милиции, без особых церемоний скрутили руки и повезли в наркологический диспансер для сдачи анализов. У Нарана, который находился в состоянии крутого кайфа, анализы показали то, что и должны были показать. Но каково же было изумление Надежды, «чистой» в отношении наркоты, когда выяснилось, что в ее слюне и моче также обнаружены следы опиатов – наркотиков группы опия. Ее, естественно, поставили на учет, как безнадежную наркоманку, что не прибавило Надиной симпатии к милиции и наркологам. Она стала называть это положение вещей «ментовско-медицинским беспределом» и начала не без оснований опасаться любой подлянки по отношении к себе.
Ей приходилось видеть своими глазами, как на оптовой продуктовой базе милиция отбирала у наркоманов купленный вполне легально пищевой мак, а потом им же перепродавала его, но по значительно большей цене.
Будучи неглупым человеком, Надежда довольно быстро пришла к выводу, что это не чисто элистинские выверты, а всеобщее явление, смахивающее на государственную политику. Из аптек исчезли сильные обезболивающие препараты, например, трамал, применяемый в онкологии, очень хорошо снимающий «ломки» у наркозависимых людей. Его занесли в особый список и выписывали по рецепту те же наркологи, которые тут же ставили засветившегося субъекта на учет, да и рецепты выписывали с таким скрипом, будто пациент мог получить по их «квитухе» героин или кокаин.
Затем наступила полоса смертей. Сначала от «передоза» скончался один приятель Нарана, через некоторое время – другой. В одночасье умер от печеночной недостаточности и сам Наран. Его смерть так ударила по Надежде, что эпитеты «сильно переживала», «была в отчаянии» являлись лишь бледной тенью того состояния, в котором она пребывала. В один миг она потеряла любимого мужа, старшего товарища, как ей казалось – опору в жизни. Сама того, не осознавая, она решила помогать этим несчастным, никому не нужным людям, то есть встала на путь бескорыстного служения.