— Теперь дело пойдет! — крикнул Ходжиевич. — Взялись! Поехали!
Действительно, «синие» легко перехватили мяч. Сделал это Садык-«синий», обезоруживший Виссариона. Хорошо открылся Ходжиевич. Взломав оборону «красных», он обычно давал пас Доктору, Шавкату, Шухрату или Тулкуну. Но большой разрыв в счете злил его и, обойдя Ядгаровича, он пробил по воротам сам, сильно и точно. Мяч скользнул по кончикам пальцев Маннапа и летел потом еще долго.
— Ты как балерина! — упрекнул голкипера Батыр.
— А зачем вы бить позволяете? — обиделся вратарь.
И тотчас же гол забил Тулкун. Притупив мою бдительность, он встал рядом с Маннапом (офсайт во внимание мы не принимали), дождался отскока после пушечного удара Шавката и артистично так, манерно подставил ногу. Нате, мол, вам! Радость залила его лицо. Это было выше и лучше, чем похвала начальника. Это было приятнее, чем нежданное повышение в должности.
— Маннап, ты почему подарки делаешь?
— Так подстраховывайте! — Маннап горячо переживал неудачу.
— Подарки! — возмутился Тулкун. Он очень картинно возмущался. Что-то артистическое просыпалось в нем тогда, и это всех умиляло.
— Тебя обидишь! — шпарил Петрович.
«Синим» продолжало везти (один Ходжиевич называл это умением). Четырехходовка Шавкат — Ходжиевич — Бахром замкнулась на Шухрате, который много двигался, играл напористо и то и дело уходил от опеки защитников. Маннап устремился к нему, но ретивый Шухрат обвел его. Маннап схватил его за трусы и немного приспустил их, но такой мелочью Шухрата было не смутить. Он вбежал-вкатился в ворота вместе с мячом.
— Давим дальше! — наставлял «синих» Ходжиевич.
И тут же отличился Доктор. Никем особенно не опекаемый, не быстрый, но цепко державший мяч, он приблизился почти вплотную, пробил из острого угла, и мяч от ноги Маннапа отскочил в ворота.
— Какой позор! — воскликнул Петрович. — Кому проигрываем! Пора просить пенальти. Я давно не бил пенальти.
— Фигушку вам, а не пенальти, — отмахнулся Виктор-медвежатник.
Но случилось именно то, чего так ждал Петрович. Батыр не стал обводить Жукова, а пробил, целясь в ворота, и мяч скользнув то ли по локтю Жукова, то ли по плечу, ушел за пределы поля.
— Рука! — загорелся Петрович. — Рука в штрафной! Судья, пенальти! Я пробью.
Он сам побежал за мячом.
— Какая вам рука! Ну, вы даете! Отсебятина это, а не рука, — защищался Хабибулла.
— Не было руки, — подтвердил Жуков.
— Я пробью, — повторил Петрович, неся мяч на одиннадцатиметровую отметку и пропуская замечания соперников мимо ушей. Неужели за полторы тысячи игр они не усвоили, что репликами и несогласием его с пути истинного не собьешь?
— Судья! Подтверди, что была рука.
— Была! — заявил Рахим и дал свисток. Когда он судил, он очень старался быть объективным, и иногда это ему удавалось.
— Хлюзда ты, Петрович, — сказал Жуков. — Ну, чего тебе это пенальти? Ты так выиграй.
— Апеллируй к судье! — засмеялся Петрович и нацелился на мяч.
— Ты всех тут заколебал. Не было руки! Опять выиграть хочешь?
— Хочу, товарищ маршал.
Он разбежался и, зыркнув глазами в левый угол, что есть силы пнул по мячу. Валера метнулся, но не успел.
— Не будешь останавливать мяч рукой, — сказал Петрович Жукову.
— Да я и не трогал его! Нужен он мне!
— Не переживай, — сказал Петрович, очень довольный. — Пять — четыре. Право, мы устали побеждать.
— Они по-другому не умеют выигрывать, — сказал Тулкун. — Они из ничего пенальти делают.
— А вам кто мешает?
Побазарили еще, облегчили душу. На скулах Шавката играли желчные желваки. Он показывал на себя пальцем до тех пор, пока Валера-боксер не кинул ему мяч. Тогда он, высвобождая пружину, сидевшую в нем и туго сжатую, обвел Касыма, прикрыл мяч телом от Садыка-«красного», ушел изящным финтом от Виссариона, Чимкентского Шлагбаума, и ринулся к воротам. Разрывая защиту, на ударные позиции выходили Ходжиевич, Бахром, Шухрат. Я кинулся наперерез Шавкату. Я знал, что он резко метнется вправо и пробьет левой. И он метнулся вправо, но так резко, так стремительно и одержимо, что я не успел подставить под удар ногу. Его проход был великолепен, удар — неотразим. Маннап даже не шелохнулся.