Шоира демонстративно отвернулась. Секретаря парторганизации насторожило слово «происшествия», и она понимающе глянула на директора. Тот смежил веки, и она расценила это как рекомендацию молчать.
— Шоира, как подруги отнеслись к вашей инициативе?
— Ждут, что из этого получится.
— У Шоиры есть последователи! — заверила Галина Дмитриевна. Ответы прозвучали одновременно, и секретарь парторганизации вынуждена была поправить себя: — Будут в самое ближайшее время.
— Почин без последователей, что семья без детей, — сказал Николай Петрович. — Вас, уважаемые, могут обвинить в создании новатору тепличных условий.
— Я хочу, чтобы меня поддержали, — заявила Шоира. — Я сейчас как чужая.
— Что же мешает другим обслуживать больше станков?
Директор и секретарь пожали плечами.
— Чужая! Белая ворона! — стал размышлять вслух Ракитин. — Это упрек в ваш адрес, товарищи руководители. От вас зависит, чтобы новатор не чувствовал себя инородным телом. Расценки не уменьшились?
— И не уменьшатся.
— А вы разъяснили это рабочим?
— Мы это поправим! — Директор трикотажной фабрики в точности повторил интонации Тена.
— Вязальщицы могут подумать, что почин Махкамовой угрожает их завтрашним заработкам. Отсюда недалеко до эксцессов.
— Учтем и поправим! — привычно заверила Галина Дмитриевна.
— Пожалуйста, побыстрее. По сути дела, сейчас Шоира противопоставлена коллективу. На этой почве возможны конфликты. Людей надо информировать обо всем, что им интересно. Советуйтесь с ними, и вы увидите, что у Шоиры появятся последователи. В беге побеждает быстрейший, в борьбе — сильнейший. А в работе? Лучший. Идти впереди хотят многие. Так используйте это замечательное свойство человеческой души!
Он уже дал себе слово, что свои исследования начнет с этой девушки, которая, как ему показалось, умеет плыть и против течения.
Следующие два станка обслуживала Ксения Горбунова. Николай Петрович кивнул ей как старой знакомой.
Она же ответила на приветствие официально, не показывая, что знает его.
— Разрешите спросить у вас, — сказал тогда Ракитин, — хотите ли вы работать на трех, на четырех станках? Больше зарабатывать?
Ксения, боевая и громкая Ксюха-Кирюха, не оглядывавшаяся на день вчерашний и иронично спокойная к благам завтрашнего дня, вспыхнула, словно обращенные к ней слова сделали ей больно.
— Вы вот спросили об этом, а из своих хотя бы один догадался, — сказала она с горечью. — Когда бы нас почаще спрашивали, что и как, мы, рабочие, больше бы свое начальство жаловали. Брать ли мне еще станки, об этом подумать надо. Три станка мы иногда берем. Ну, заболеет кто-нибудь или отпросится. Хлопотно это, скажу вам. Четыре станка — это много, тут себя ломать надо. Тут без ног домой будешь возвращаться. Я подумаю. А вам спасибо, что интерес проявили.
— Шоира после смены бодра и свежа, — напомнила Галина Дмитриевна.
— Шоира умеет превозмочь себя. Ей нравится идти впереди всех, ничего другого ей и не надо. А мне свободное время, личная жизнь важнее. В работе я вижу только средство, чтобы все у меня было.
— Ученая ты, Ксения, а ученых переучивать ой как сложно, — сказала Галина Дмитриевна.
И не понравилось Ракитину, как она это сказала. Директор же поморщился, словно от лимона откусил. И заявил:
— Мы не позволим вам чернить нашу лучшую вязальщицу.
— Вы что-то путаете. Зачем мне чернить ее, если мы подруги? — солгала Ксения. — Но мне никто не предлагал работать на четырех станках, и я говорю об этом. Имею право. А нравится вам это или нет, ваше дело.
— Махкамовой мы тоже не предлагали рекорды ставить, она сама вызвалась. И за это ей честь и слава, — сказал директор, словно не замечая брошенного ему упрека.
Прав был директор. И в чем-то права была она, Ксения, которой не давали покоя уязвленное самолюбие и чужие лавры. И конечно же права была Шоира, которой Ксения, распоясавшись, порезала платье за ее правоту. Кто из них был прав изначальной, истинной, а кто — вторичной, вымученной, притянутой за уши правотой, понятной лишь в границах своего крошечного личного мирка?
— Бессовестная и наглая эта Горбунова, — сказал директор в кабинете секретаря парторганизации. — И глаза у нее наглые, и походка, и слова. Мы, видите ли, виноваты, что она до сих пор обслуживает две машины! Что, в ножки падать?
— А можно было бы, — сказал Николай Петрович, умеряя директорское негодование. — В смысле человеческого подхода и создания условий.
— И предложим, не сомневайтесь! Предложим все то, что есть у Шоиры, — охотно согласился директор, подлаживаясь под настроение инструктора. — Вы дали нам очень ценный совет.