— Вязальщицы полагали, что будут снижены расценки, — сказала она.
— У вязальщиц есть фамилии.
— Они упрекнули меня в честолюбии. А одна ударила из-за угла — порезала платье в шкафчике. Смена кончилась, а переодеться не во что. Пошла в халатике. Но не разревелась. Кто прав, я или эта завистница? А правые не плачут, они добиваются своего. Я знаю, что делать. Надо убедить девчат, что я не для одной себя стараюсь.
— Во-во! Откровенный разговор погасит искры враждебности. Вы — лучшая в своей профессии, вам и задавать тон. Кстати, вас премировали за победы на конкурсах мастерства?
— Меня просто задарили. Именные часы, путевка в Пицунду. Кавказ, море, сосны, все такое неожиданное. Я и задумалась. Кто я? Рабочая, каких миллионы. Если хотите, живое продолжение машины. Я и на такое определение согласна, оно не хуже других. Но страна заботится обо мне, рабочей. Значит, не пустые слова о том, что я хозяйка всему, что вокруг меня. Ну, а звание хозяйки к чему-то обязывает, правда? Вы можете мне не поверить, но я думала об этом среди курортной роскоши. Вот откуда мои четыре станка. А мне за них, за то, что высоко взошла, платье — в лоскутки! Не высовывайся! Были бы наши партийцы на высоте, разве случилось бы такое? Да они должны не глаза на меня пялить, на диковинку кишлачную, а засучить рукава и встать за меня стеной. Но нашей Галине Дмитриевне ничего не надо.
«В этом суть, с этого надо начинать», — сделал зарубку в памяти Ракитин. А Шоире сказал:
— Пицунда! Возвышенное состояние души, красоты, соблазны. Странно, что грузины не умыкнули вас.
— Они — кавалеры одного дня, я же ценю в людях постоянство. Вы сами знаете, как называют женщину, которая не отличается постоянством.
Их взгляды встретились, и он подумал, что для нее, наверное, не существует запретных тем.
— Почему бы не собрать всех ваших вязальщиц в одну бригаду? — предложил он. — Работайте себе на единый наряд, ведите общее хозяйство.
— Вы повторили мою мысль. Я это предлагала. Мне заявили: рано, не опережай события, тебе и так больше всех надо, ты как бельмо на глазу, это может плохо кончиться. Столько всего накидали в мою корзинку, и все черное.
— Плохо, когда каждый за себя.
— Еще как плохо! Я от этого места себе не нахожу. Может быть, я виновата, раз меня свои же сторонятся? Но ведь права! Права и стою на своем, а на глазах слезы.
— А что же директор?
— А ничего директор. Обязан, да не помог. Вы знаете, какой он? — Шоира покраснела и отвернулась. Словно спохватилась, а надо ли посвящать чужого, в сущности, человека в дела, касавшиеся ее, и только ее. Потом решилась, и запретных тем для нее более не существовало. — Он мне не за работу, совсем не за работу орден посулил! Хочешь, говорит, к правительственной награде представлю! И улыбается, и придвигается ко мне, и руки свои изнеженные протягивает. И такого человека поставили руководить большим женским коллективом. А за какие заслуги? У него только одна заслуга. Та, что он сын заместителя министра и друг Тимура Акилова. Почему одного этого достаточно для назначения на высокий пост? Он не хозяин, не человек дела. У него «да» и «нет» одного цвета.
— Инжирчик, ручки изнеженные… «Да» и «нет» одного цвета! Здорово вы его!
— Кто открыл вам, что мы зовем Валиева Инжирчиком?
— Ваши девчата, кто же еще?
— Вообще это я отказываюсь понимать. Человек лишен данных, чтобы руководить, а — директор. За что нам наказание такое? Нам бы сейчас скорость приличную набрать. С хорошим директором мы знаете как могли бы работать?
— Спасибо, Шоира.
«А Инжирчик — психолог, — сделал Ракитин маленькое открытие. — Надо же: орденом соблазняет! Не боится. Ни мамы не боится, ни папы, ни чужого дяди. И потому не боится, что не драли его еще ремнем, не учили уму-разуму. Вседозволенность — что это, раскованность духа или втаптывание ближнего в грязь? Поистине шкала человеческих качеств бесконечна. Вот высота человеческого духа — бесконечность со знаком «плюс». Вот бездны порока — бесконечность со знаком «минус». А промежуток между двумя бесконечностями заполняем мы, простые смертные с простыми своими заботами. В состоянии ли мы раздвинуть пространство со знаком «плюс» и сократить пространство со знаком «минус»? А разве нет? Кто сказал, что градация незыблема?»
Ситуация складывалась не из гладких. Было яснее ясного, что Валиев не соответствует занимаемой должности. Но на докладную могли косо посмотреть. Прытка, прытка залетная пташка, умы-бороды-хвосты нужным людям защемляет, высокую свою порядочность выпячивает! «Будут синяки, — подумал он. — И пусть! Позорны они, что ли? Можно не давать им заживать, чтобы дольше ими гордиться».