— Он был моим учителем, — просто ответил Твердислав.
Помолчав некоторое время, он добавил:
— Пресветлый Алхазур отрёкся от меня, когда я признал силу Договора и пошёл служить в Ночной Дозор. Больше мы никогда не встречались… Алексашка, а какого лешего, собственно, ты ещё здесь? У нас что, кончилась работа для сыскарей? А ну-ка, кругом и шагом марш на рабочее место!
Я вытянулся в струнку и попытался щёлкнуть каблуками кроссовок:
— Разрешите идти?
— Иди-иди… пока я тебя сам не послал!
Крутанувшись через левое плечо, я бодро замаршировал к двери.
Однако выйти я не успел. Меня догнал голос Твердислава:
— "Там, где нет ни света, ни тьмы, сошлись они… И пал он, сражённый силой, превыше которой не было… Ушёл в глубины, достичь коих не суждено никому из живущих… Но уходя, ударил он в последний раз… И содрогнулись земля и небо, и пал враг его вслед за ним… И уходили они вместе, и бились, и ныне бьются там, откуда нет возврата…"
Обернувшись, я увидел, что шеф держит в руках древний манускрипт. Встретившись со мной глазами, Твердислав перелистнул несколько страниц и снова принялся читать — так, как читают давно знакомую книгу:
— "Темны древние слова, и нет во мне уверенности, что верно я понимаю их. Даже в призрачном мире не могу я прочесть всего, что написано в свитке, ибо тысячи лет, пронесшиеся над землёй, стёрли всякие следы, доступные моему зрению и разуму. Но верно одно: та битва не была пустой легендой, и состоялась она близ этих мест.
Ужас охватывает меня, едва лишь представлю силы, освобождённые двумя великими врагами. Но ещё больший ужас вызывает мысль о том, что силы те — не ушли безвозвратно, но дремлют в глубинах земных в ожидании своего часа. И потому я ищу то место. Непростительной гордыней было бы полагать, что совладаю я с тёмным наследием, но лишь надежда на это даёт мне силы жить дальше…
Две сотни лет я посвятил этим поискам, но ныне закончен мой путь. Утром мне предстоит уйти навсегда. Того времени, что ещё дано мне, достанет лишь, чтобы укрыть записи от злого взгляда. Я дописываю эти строки, а затем спрячу книгу. Нет во мне ни печали, ни сожаления о прожитой жизни, но лишь надежда, что явится тот, кто служит свету, и продолжит моё дело.
До сих пор скрыто было то, что неназываемо, в глубинах земных, и останется оно там ещё много долгих людских жизней. Но преходяще всё, и не вечна темница. Настанет день, когда оно вернётся в наш мир.
Ты, что читаешь ныне написанное мной! Помни о том, что зло ещё не избыто. Туго скручено оно и ждёт освобождения. Две сотни лет искал я способ победить его, и будь у меня хотя бы день, земля навсегда очистилась бы от этого проклятия, порождённого не людской волшбой, но лишь кознями сил адских. Но часы истекают, и стражи тьмы уже изрекли своё слово. Мне не свершить того, чего желаю я всей силой души своей. Потому, читатель, если дорог тебе свет, если желаешь ты добра — сделай это ты. Ибо в противном случае никогда не сможешь достичь ты покоя в мире теней, как не суждено достичь его мне…"
Шеф замолчал.
— "Подписано собственноручно мной. Алхазур". Алхазур… — повторил он.
Я вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 4. Халфер
Вернувшись в отдел, я с некоторым опозданием поинтересовался у ребят, удалось ли допросить Тёмного мага, взятого в плен во время налёта. Олег только страдальчески скривился:
— Ничего существенного. Когда он пришёл в себя, то долго не мог понять, куда его занесло. Сейчас сидит, за голову хватается и бормочет что-то вроде: "Мать твою, да как же это?!" Он ничего не помнит: ни почему участвовал в нападении, ни кто его организовал.
— А память смотрели?
— Принудительно пока не имеем права. А добровольно он не соглашается, — Олег недоумённо пожал плечами. — Вообще, странный он какой-то, незарегистрированный. Нашей метки, по крайней мере, у него нет. То ли самостоятельная инициация, то ли ещё что-то…
Честно сказать, я тоже не понимал упорства Тёмного. Арестованный прекрасно знал, что для казни хватит уже самого участия в нападении. Тут даже не будет Трибунала Инквизиции — наш Твердислав имеет полномочия выносить смертные приговоры Тёмным, виновным в убийстве работников Ночного Дозора. Единственным шансом спастись для мага было бы доказательство того, что он действовал не по своей воле, но Тёмный почему-то никак не желал сотрудничать с нами.
А вот слова Олега о самоинициации мне, мягко говоря, не понравились. Очень редко бывает, что потенциальный Иной самостоятельно входит в Сумрак, но ещё гораздо реже он находит в себе силы выйти оттуда. Да, гипотетическое первое поколение Иных поголовно было самоинициированным — но кто и когда видел этих первых магов? Самые старые из наших собратьев, родившиеся ещё до ледникового периода, всё-таки обретали свои способности под руководством наставников.
Однако если уж самоинициация происходила, то в результате, как правило, начинались неприятности — как у новоявленных магов, так и у нас, традиционных Иных. Даже если не брать клинические случаи, вроде питерского "Чёрного братства" и московского "Дикаря", всё равно — свежеиспечённый Иной, понятия не имеющий о Великом Договоре и правилах войны Света и Тьмы, успевал натворить множество глупостей.
Если верить Иным-журналистам из "Вестника", однозначных фактов самоинициации за последние двести лет было отмечено всего два или три — обычно среди шаманов различных племен. Во всех остальных случаях где-то поблизости непременно торчали уши сумасшедшего сектанта-одиночки или не в меру хитроумного начальника одного из местных Дозоров.
— А вампир? — неожиданно для себя самого вспомнил я. — Ну, тот, которого взяли у меня в подъезде? С ним что?
— Да то же самое — то ли не хочет, то ли не может ничего сказать. Шеф велел пока не трогать. Будет думать, как снять блокаду и при этом не угробить задержанного раньше времени.
Да уж, картинка вырисовывается… Заблокировать память Иному — это, я вам скажу, задачка ещё та. Сильный маг может подчинить более слабого, однако в итоге получится зомби, тупой автомат. А ведь даже те, кто атаковал Ночной Дозор, действовали, что называется, по ситуации, хоть и не вполне адекватно. Вчерашние же вампиры работали ещё более тонко, с инициативой, я бы даже сказал — с огоньком… осиновый кол им всем в задницу! Если бы упокоенный "азиат" вместо переговоров просто поджёг газовое облако — я бы сейчас уже ни о чём не рассуждал.
Зазвонил телефон на столе Олега. Командир поднял трубку, выслушал сказанное, кивнул, словно говоривший мог его видеть (хотя кто знает, если звонил Твердислав, то — вполне мог…), после чего повернулся к нам:
— Экстренная оперативка. Общий сбор.
Мы собрались на третьем этаже. Самое большое помещение в здании Дозора — конференц-зал, а по совместительству и аудитория для новичков-курсантов — было забито до отказа. Отсутствовали лишь четверо — трое раненых, до сих пор валяющихся в лазарете… и Серёга. Маг-алхимик пятого уровня, младший оперативник Старооскольского Ночного Дозора Сергей Дмитриевич Макарский, сутки назад погибший при исполнении.
За столом на возвышении, где во время учебных занятий находился лектор, сидело трое. Твердислав в вечном своём свитере, откинувшийся на спинку стула, точно происходящее его нисколько не касалось. Одетый с иголочки Павел Васильевич, заметно бледнее обычного. И некая личность в сером балахоне с опущенным на лицо капюшоном. Инквизитор, но не слишком высокого ранга. Изначально — Тёмный Иной, скорее всего — недавний сотрудник Дневного Дозора. В нашей конторе Инквизитор чувствовал себя, очевидно, не вполне в своей тарелке (хотя какая уж там тарелка… так, блюдечко…)
— Ишь ты! — пробормотал мне на ухо Кирилл. — "Балахонник" собственной персоной! Интересно, а почему обыкновенный, а не сам куратор региона?