Каллий, надевая свою ритуальную одежду, глубоко верил, что если он получит в битве смертельную рану, то овеянный славой войдет в страну мертвых, где его с честью примут подземные боги. Однако жрец не погиб. Вместе со всеми он радовался победе и со страхом смотрел, как персидский флот огибает полуостров, чтобы высадить десант под Афинами. Когда Мильтиад со своими изнемогающими воинами бросился на защиту города, на марафонской равнине осталась лишь горстка греков для охраны добычи и пленных. А охранять было что! Побежденные бросили в своем лагере серебряную и золотую посуду, дорогие одежды и прекрасное оружие, великолепные палатки. Скромным афинянам эти богатства казались сказочными.
Охрана персидских трофеев была поручена Аристиду, известному своей поразительной честностью. Аристид не доверял никому, даже собственным воинам. Огромные богатства, попавшие в руки афинян, ошеломляли, пробуждали алчность. Поэтому бескорыстный вождь подобрал стражу из своих родственников, среди которых был и Каллий. Поскольку он все еще расхаживал в своих великолепных одеждах, пленники были убеждены, что перед ними глава всех эллинов. Один из них шепнул Каллию: «Самые большие богатства наши закопали во время бегства. Если ты вернешь мне свободу, я покажу тебе тайник».
Каллий тут же согласился, поклявшись всеми богами выполнить просьбу перса. Ночью они оба тайком пробрались в заветное место. Сокровища действительно были весьма значительными. Но вместо обещанной свободы пленник получил предательский удар ножом в спину. Так Каллий приобрел свои богатства. Однако читатель не должен верить этим россказням, распространявшимся завистниками. Источником преуспеяния Каллия было состояние, унаследованное от предков и многократно умноженное с помощью смелых операций в области горного дела.
На южной оконечности Аттического полуострова находился район горных разработок, называвшийся Лаврионом. Здесь добывали свинец и серебро. Богатства этой земли принадлежали государству, сдававшему горные участки в аренду частным лицам. Каллий мог себе позволить арендовать несколько участков, это облегчало поиск руды и увеличивало прибыль. Сереброносные жилы Лавриона капризно извивались в подземной глубине, и только эксплуатация значительных земельных наделов гарантировала стабильные доходы. Для добычи руды и плавки металла Каллий держал в Лаврионе несколько сотен рабов. Условия их труда ужасали современников. Подземные коридоры из экономии прорывали крайне узкими, поэтому рудокопы отбивали горную породу почти лежа, лампы с оливковым маслом, единственный источник света, едва тлели. Не лучше было положение невольников, работавших у металлургических печей и вдыхавших ядовитые газы, выделяемые свинцовой рудой.
И все же в целом жизнь рабов в Афинах нельзя назвать особенно тяжелой. Правда, число их, первоначально не очень значительное, по мере развития экономики и роста благосостояния быстро увеличивалось. Постепенно уходили в прошлое патриархальные нравы, когда раб являлся почти членом семьи. Вскоре после окончания персидских войн число рабов в Афинах наверняка достигло Нескольких десятков тысяч. Небольшая часть их работала домашней прислугой, большинство же трудилось в сельском хозяйстве и ремесленных мастерских. Но если люди бедные, особенно крестьяне, мелкие торговцы и ремесленники, обходились совсем без рабов, то такие богачи как Каллий, имели их сотни. Были в Афинах и государственные рабы: несколько сотен рослых скифов, специально привезенных с северного побережья Черного моря, служили в городе полицейскими. Они не щадили палок даже для людей свободнорожденных. Однако и обычные рабы вели себя достаточно смело, что явилось причиной многочисленных сетований олигархов. Один из них, автор трактата «Устройство Афин», позднее жаловался: «Какой же непозволительно большой свободой пользуются в Афинах рабы, поселившиеся здесь чужеземцы и метеки! Даже тронуть их нельзя. А когда идешь по улице, раб ни за что не уступит тебе дорогу. Могу вам сказать, откуда в этой стране взялись такие обычаи. Что бы случилось, если бы каждый гражданин имел право ударить раба, метека или вольноотпущенника? Тогда бы часто получалось так, что он лупил по спине свободного афинянина, будучи уверенным, что бьет раба. Чернь в этом городе одевается не лучше рабов и метеков, да и выглядит подобно им. Кто-нибудь из вас может спросить: почему же афиняне позволяют своим рабам жить с удобством и в достатке, а некоторым и просто в роскоши? Легко увидеть, что для этого есть причины. Афиняне могущественны благодаря морю. Поэтому вполне понятно, что рабы здесь трудятся по найму, а я, их господин, существую за счет этих заработков и потом освобождаю своего невольника. Ну а там, где есть богатый раб, он уже не боится господина. В Спарте же раб относится к свободному с уважением»[25].