Анаксагор, усмехнувшись на эти слова, приказал разрубить голову и принялся доказывать, что баран родился с одним рогом из-за неправильного развития черепа и мозга.
Слушатели спрашивали: кто же из двоих был прав? Может быть, оба? В любом случае важнее были слова Лампона, ибо дело происходило тогда, когда Перикл боролся за первенство в государстве с Фукидидом, сыном Мелесия, — вождем олигархов. Вскоре Фукидид был подвергнут остракизму, а Перикл действительно на долгие годы встал у руля государства.
Однако все это произошло только в 443 г. до и. э. А гораздо раньше рядом с Периклом появился таинственный человек, которому приписывали влияние, равное влиянию Анаксагора. Звали его Дамой, и был он учителем и прекрасным теоретиком музыки. Все согласно утверждали, что по-настоящему его интересует только политика, а искусство игры — лишь прикрытие истинной деятельности. Ходили также упорные слухи о причастности Дамона ко многим изменениям в государственном устройстве, осуществленным Периклом. Может быть, все же правильнее было бы сказать, что именно Дамон предостерегал Перикла от слишком смелого реформаторства, ибо этот учитель музыки по своим убеждениям являлся консерватором. Так, нам кажется, понимал наставления и деятельность Дамона и Платон, который в книге четвертой своего «Государства» говорит устами Сократа: «Тем, кто блюдет государство, надо прилагать все усилия к тому, чтобы от них не укрылась порча, и прежде всего им надо оберегать государство от нарушающих порядок новшеств в области гимнастического и мусического искусств. Надо остерегаться вводить новые виды мусического искусства — здесь рискуют всем: ведь нигде не бывает перемены приемов мусического искусства без изменения в самых важных государственных установлениях»[28].
Часть пятая
Добрые богини
Орестея
К подножию статуи Афины прильнул смертельно уставший человек. Громко молил ее: «Госпожа моя! Ниспошли мне свою милость! Я столько скитался по разным землям. От пролитой крови меня очистил Аполлон, и вот теперь, следуя его воле, я прибрел сюда, в твой город, чтобы просить только одного: справедливого приговора».
Измученный путник еще не закончил молитвы, как появились черные богини. Пронзительно кричали: «Видим четкий след. Преследуем его, как охотничьи псы оленя, чувствуем запах крови. Теперь убийца от нас не уйдет. Вот он! Обнял преступными руками статую богини. Но ему уже ничто не поможет, за пролитую им кровь мы сами выпьем живую кровь из его жил. Сейчас он сойдет в мрачные подземелья и узнает, что там ожидает святотатцев: тех, кто нарушил право гостеприимства, и тех, кто поднял руку на родителей. Теперь его уже не спасут ни Аполлон, ни Афина, он станет поживой для духов подземелья, сгинет, как бескровный дух. Мы справедливы, наш гнев не коснется того, у кого руки чисты. Но горе тому, кто замарает себя преступлением, подобно этому человеку. Защищая права умерших, мы не знаем промаха».
Зловеще воя, черные богини тесным кольцом окружили статую и склонившуюся в немой мольбе фигуру, однако умолкли, когда среди облаков появилась Афина в блестящем доспехе. Она издалека услышала призывы о помощи и теперь удивленно смотрела по сторонам: откуда столько беспокойства в ее любимом городе? Преследуемый смиренно обратился к богине: «Я родом из земли аргивян. Ты хорошо знаешь моего отца — Агамемнона, царя Микен, того самого, что отправился под Трою и благодаря твоему покровительству захватил город Приама. Но когда он спустя много лет вернулся домой, то погиб страшной смертью от руки своей жены и моей матери. Она опутала мужа плащом, когда он мылся в бане, а любовник убил его топором. Я отомстил за кровь отца. Однако я был не один и могу назвать своего сообщника. Был им Аполлон — бог, который объявляет свою волю в Дельфах. Он пригрозил мне страшными муками, если я не покараю мать. Я рассказал тебе все как было, моя госпожа. Суди сама, правильно ли я поступил. Заранее подчиняюсь твоему приговору».
На это Афина ответствовала: «Трудное дело, более трудное, чем думаете вы, смертные. Ты чист перед богом и людьми и не замараешь моей святыни. Но черные богини не уйдут с пустыми руками; если не отдам им тебя, то ядом своего гнева они забрызгают землю моих любимых Афин. Но коль скоро дело вынесено на мое решение, да будет так. Я приведу сюда достойных мужей и прикажу им рассудить о пролитой крови. Сердца их полны справедливости, они не нарушат присяги, которую я устанавливаю ныне и на веки веков».
28
Платон. Государство / Пер. с древнегреч. А. Н. Евгунова // Платон. Соч. М., 1971. Т. 3, ч. 1. С. 212.