Что касается афинян, то они не обращали внимания на язвительнозавистливые сожаления чужеземцев. Из поколения в поколение они воспитывались в убеждении, что «исегория», свобода слова, является фундаментом демократии. А на обвинения ответ был простой: «Конечно, авторы комедий немного преувеличивают. Но разве можно определить границы свободы слова? Если хотя бы один раз что-либо или кто-либо встанет выше критики, то далее последуют новые запрещения и ограничения свободы — и так будет до тех пор, пока гражданам совсем не заткнут рот. А ведь для государства нет ничего хуже рабства мысли его граждан. Если же какое-то важное лицо почувствует себя оскорбленным шутками в театре, то оно должно поскорее расстаться с общественной деятельностью: нет ничего хуже для страны, чем находящийся у власти угрюмый фанатик — борец за чистоту нравов. Мы противоречивы и непоследовательны, насмехаемся надо всем, что можно и нельзя, но нашему государству это не вредит: жизнь в нем кипит и оно наверняка богаче, нежели Спарта, где граждане не осмеливаются критиковать даже проекты законов.
Вот и Перикл, руководствуясь этими обычными принципами афинской демократии, не обижался, когда комедиографы стали уделять ему и Аспазии все больше «заботливого» внимания. Их любовь стала излюбленным объектом насмешек для известного в то время автора Кратина. В одном из его произведений со сцены раздавались такие слова: «Отвратительная похоть породила его Геру — Аспазию, наложницу с собачьими глазами»[39].
Богиню Геру называли «волоокой», а глаза коровы считались красивыми и полными грусти. Зато «собачьи глаза» Аспазии должны были, по мнению автора, свидетельствовать о ее бесстыдстве.
Кратин называл Аспазию «новой царицей Омфалой, что было довольно оскорбительно, ибо каждый из зрителей прекрасно помнил, что у Омфалы в течение года служил сам Геракл. Герой снял свою львиную шкуру и, отложив в сторону палицу, дни и ночи выполнял желания своей ненасытной госпожи. В часы отдыха Геракл, облаченный в женскую одежду, прял у ног царицы. Вот каким стал теперь Перикл, поучал Кратин.
Архитектор проектирует идеальное государство
Каково было действительное влияние Аспазии на Перикла, очевидно, не знал никто из современников. И нам было бы смешно рассуждать об этом по прошествии двадцати пяти веков. Но одно является несомненным. В доме Перикла и Аспазии собиралось множество ярких и талантливых людей, главным образом выходцев из малоазиатских государств. С помощью Аспазии им было легче попасть к Олимпийцу. В группе друзей, конечно же, выделялся Анаксагор. Перикл познакомился с ним еще раньше, но теперь их дружба значительно окрепла. Когда позднее враги решили поразить Перикла, удар был нанесен по самым близким ему людям — Анаксагору и Аспазии. Анаксагор приехал из г. Клазомены, зато из самого Милета, родного города Аспазии, происходил Гипподам — архитектор и политический реформатор в одном лице.
Почти через сто лет, но все же на основе непосредственных свидетельств и живой традиции великий философ Аристотель так писал о личности и взглядах этого интересного человека: «Гипподам, сын Еврифонта, уроженец Милета (он изобрел разделение полисов и спланировал Пирей), первым из не занимавшихся-государственной деятельностью людей попробовал изложить кое-что о наилучшем государственном устройстве.
Он проектировал государство с населением в десять тысяч граждан, разделенное на три части: первую образуют ремесленники, вторую — земледельцы, третью — защитники государства, владеющие оружием. Территория государства также делится на три части: священную, общественную и частную. Священная — та, с доходов которой должен отправляться установленный религиозный культ; общественная — та, с доходов которой должны получать средства к существованию защитники государства; третья находится в частном владении земледельцев. По его мысли, и законы существуют только троякого вида, поскольку судебные дела возникают по поводу троякого рода преступлений (оскорбление, повреждение, убийство).