В «Истории» Геродота была запечатлена и такая сценка. В 480 г. до н. э., уже во время похода в Грецию, Ксеркс совершал смотр своей огромной армии. Рядом с ник находился спартанский царь Демарат. Это был тот самый Демарат, который за четверть века до описываемых событий, во время спартанского вторжения в Аттику, поссорился с царем Клеоменом — врагом Клисфена. Ксеркс, весьма довольный мощью и выправкой своих войск, спросил Демарата:
— Скажи мне: осмелятся ли эллины поднять на меня руку? Мне кажется, что даже если бы не только они, но и все жители Запада собрались вместе, то и тогда они не смогли бы противостоять такому нашествию. Но я хотел бы знать, что ты сам об этом думаешь.
Демарат в свою очередь спросил:
— Я должен говорить откровенно или то, что тебе будет приятно услышать?
— Конечно, говори правду. Независимо оттого, что скажешь, всегда будешь мне приятен и дорог.
— Царь! Коль скоро ты приказываешь мне говорить откровенно, чтобы потом не вышла наружу какая-нибудь ложь, то дело обстоит так: эллины всегда живут рука об руку с бедностью, а доблесть приобретают благодаря мудрости и суровым законам. Именно доблесть защищает их и от бедности, и от тирании.
Будучи спартанцем, Демарат стал прежде всего расхваливать свой народ:
— Прежде всего, они никогда не выполнят твоих приказов, несущих Элладе рабство. А потому возьмут в руки оружие, даже если все остальные перейдут на твою сторону. Не спрашивай об их числе. Будут сражаться независимо от того, сколько их выйдет в поле. Может, тысяча, а может, немного больше или немного меньше.
Ксеркс выслушал слова Демарата и, рассмеявшись, спросил:
— Как же так? Тысяча будет сражаться против моих бесчисленных отрядов? А ты сам выйдешь против десяти моих? Нет, даже против двадцати, ведь ты царь и должен биться с вдвое сильнейшим неприятелем. Я бы поверил твоим словам, если бы они, как это бывает у нас, подчинялись воле одного господина. Тогда под бичами пошли бы и против более сильного врага.
А Демарат говорил все смелее:
— Спартанцы свободны, но не полностью. У них есть господин. Им является закон. Они боятся его еще больше, чем твои подданные тебя. Спартанцы всегда делают то, что велит им закон. А он говорит: с поля боя нельзя убегать даже тогда, когда противник многократно превосходит тебя числом. Что бы ни случилось, спартанец должен оставаться в строю и победить или умереть[43].
Такова, если верить Геродоту, была беседа об «арете» греков царя персов и его гостя, изгнанника из Спарты. Историк писал эти слова уже в Фуриях, когда между Афинами и Спартой наступил мир.
Часть восьмая
Поход на Самос
Война и поэты
«Поэта Софокла я встретил на острове Хиос. Он прибыл туда с Лесбоса во главе нескольких кораблей. За чашей вина Софокл любил веселье и хорошую шутку. Прием в его честь дал близкий друг Софокла и афинский представитель на острове Гермесилай.
Тут же у огня стоял мальчик, подававший вино. Его прелестное лицо раскраснелось. Софокл спросил у него:
— Ты хочешь, чтобы вино доставляло мне удовольствие?
— Конечно, — сказал мальчуган.
— Тогда подавай мне чашу очень медленно и также медленно ее уноси.
Лицо ребенка залил прелестный румянец, а Софокл обратился к своему соседу за пиршественным столом, процитировав поэта Фриниха:
— На пурпурных лицах сияет блеск любви.
Тут в разговор вмешался педагог Эрифрей:
— В поэзии ты, Софокл, разбираешься превосходно, но вот Фриних, мнение которого ты тут привел, выразился неудачно. Пурпурные лица! Да ведь если бы какой-нибудь художник разрисовал лицо этого мальчика красной краской, то оно уже не казалось бы нам таким прекрасным! Значит, красоту нельзя сравнивать с тем, что по сути дела не является красивым.