Переговоры шли трудно. В Афинах все еще колебались, какую позицию занять по отношению к упрямым островитянам. А тем временем в город тайно прибыли представители самосских демократов. Они жаловались на свое правительство и порядки на острове, давали понять, что народ с радостью встретит политические изменения. Это перевесило чашу весов. Перикл решил действовать.
Ранней весной 440 г. до н. э. он сам отправился на Самос во главе эскадры из нескольких десятков кораблей. Остров был захвачен без боя. Перикл отстранил от власти и изгнал олигархов, установил демократическое правление. Однако во избежание каких-либо неприятных неожиданностей он оставил на острове афинских чиновников и воинов, а из самых влиятельных семей взял в заложники пятьдесят мужчин и столько же мальчиков. Было приказано содержать их под надзором на острове Лемнос, где уже несколько лет находились афинские клерухи.
Поход длился всего несколько дней, и чрезвычайно довольный Перикл вернулся в Афины. Казалось, новый порядок прочно укоренился на острове. Но именно легкость, с которой все произошло, и должна была встревожить предводителя афинского народа, ибо он никогда еще до тех пор не вмешивался столь откровенно и жестоко во внутренние дела союзного государства — обычно достаточно было легкого нажима или посылки небольших отрядов. А ведь Самос не был каким-то второстепенным государством без всяких традиций и политического значения. Совсем наоборот, он весьма гордился своим славным прошлым. Всего век назад остров являлся самым могущественным государством в Эгейском море. Его жители могли смело говорить о себе: «Мы — одни из основателей и полноправных членов Морского союза. Пусть Перикл устраивает какие хочет порядки в маленьких городишках. Им-то все равно. Они ничего не значат, не имеют ни собственной армии, ни воспоминаний о былой славе. Что же касается нас, то мы и сами можем управлять своей страной».
Унижение, которому жители Самоса подверглись со стороны афинян, привело к тому, что их симпатии обратились к свергнутому строю. Не прошло и двух месяцев со времени Периклова похода, а на острове уже снова правили олигархи. Достаточно было того, чтобы их небольшой отряд высадился в одну из ночей на побережье, — и на Самосе вспыхнуло восстание. Демократов прогнали, а афинских чиновников и воинов поймали и выдали персам. Дело в том, что во время своего изгнания олигархи установили контакт с персидским сатрапом из Сард. С его помощью были освобождены заложники, находившиеся на Лемносе.
С этого времени недобрые вести посыпались на Афины, как из дырявого мешка. Новое самосское правительство объявило о выходе из Морского союза, его примеру осмелились последовать жители Византия. Под подозрение попали города Карии на азиатском побережье и несколько городов во Фракии. Создалась угроза, что в считанные месяцы, а может быть, и дни будет уничтожено величайшее детище Афин, великолепное здание, старательно возводимое в течение сорока лет с помощью хитроумных договоров, насилия и предательства. Конечно, союз давал входившим в его состав крохотным государствам определенные выгоды: мир и безопасность мореплавания, а также выгоды от развития торговли. Но удивительно, какое маленькое значение приобретают экономические интересы, когда дело касается оскорбленных чувств какого-нибудь народа, его жажды полной независимости. В государствах союза, как нам кажется, верх взяла следующая точка зрения: «Афиняне смотрят на нас как на своих подданных, заставляют платить дань, навязывают государственный строй, судят своим судом и запрещают чеканить монету. Разве под властью персов нам было бы хуже? И кто является худшим тираном: персидский царь или афинский народ? Лучшими господами над нами были бы, наверное, спартанцы. Правда, они поддерживают олигархов, зато не требуют от своих союзников никаких денег».
Грозные известия пришли с Пелопоннеса. Тамошний союз собрал под председательством Спарты свой совет. Раздумывали о том, не воспользоваться ли создавшейся ситуацией и не ударить ли по Аттике. Раздавалось много голосов в пользу войны. Но неожиданно воспротивились пользовавшиеся большим влиянием представители Коринфа. Каждый, говорили они, может поступать со своими союзниками так, как ему заблагорассудится. Мнение коринфян было тем более странным, что никто, казалось, не желал упадка афинского могущества больше, нежели они. Но на то имелась своя причина: между Самосом и Коринфом издавна существовала глубокая ненависть.