Обращаясь к дочерям, мегарянин говорит:
— Сюда, сюда, бедные дочери несчастного отца! Поднимайтесь наверх, поищем здесь хлеба. Слушайте, что я вам скажу, да подставьте не ухо, а брюхо. Что вы предпочитаете: быть проданными или подохнуть с голоду?
— Проданными, проданными!
— И мне так кажется. Но найдется ли такой глупец, который вас купит на горе себе? Впрочем, подождите, мне в голову пришла одна мегарская штучка: переодену — ка я вас и скажу, что продаю свинок. Скорее надевайте поросячьи копытца! Да смотрите выдавайте себя за деток толстой хрюшки, ведь если я вас не продам, тогда придется вам умирать с голоду в родной халупе. Ну, ладно, ладно. Надевайте быстрее эти рыльца и лезьте в мешок! Да смотрите там у меня: хрюкайте и визжите, как жертвенные поросята для мистерий! А я пойду кликну из дома Дикеополя. Эй, Дикеополь, не купишь ли молодых свинок?
Далее следует такой диалог:
— Кто тут? А, это ты, человек из Мегары.
— Да, это я. Вот пришел с товаром.
— Как там у вас?
— Как у нас? Все голодаем, сидя у очага.
— А еще что нового в; Мегаре? Почем нынче зерно?
— По самой высокой цене, как и боги.
— А что ты принес? Может, соль?
— Я, соль? Да разве не вы ее всю захватили?
— Тогда, может быть, ты принес на продажу чеснок?
— Ну уж скажешь, чеснок! Ведь как только вы, афиняне, попадаете к нам, так сразу, словно мыши-полевки, все сгрызаете.
— Что же ты тогда принес?
— А вот посмотри, молодых поросят для мистерий.
— Поросят! Что ж, отлично!
— Прекрасных, отборных. Ты только взгляни, какие тяжеленькие и жирные, какие красивые!
— Ой, а это что такое?
— Как что, свинка.
— Ты так думаешь?.. А откуда она родом?
— Из Мегар. Разве это не свинка?
— Нет, мне что-то так не кажется.
— Вот так штука! Ишь какой маловер! Говорит, что это не свинка. Давай поспорим на меру соли: то, что ты видишь перед собой, зовется по-гречески свинкой.
— Да, но ведь это человеческая свинка.
— Человеческая!? Клянусь богами, конечно, она принадлежит человеку, т. е. мне. А ты что подумал? Ну желаешь ли послушать, как эта свинка визжит? Ну, дорогой мой поросеночек, скажи нам что-нибудь. Что? Не хочешь, проклятая животина? Вот я отнесу тебя назад.
Наконец афинян соглашается купить свинок:
— Ах, что за милые свинки. Сколько, мегарец, ты просишь за пару?
— Вот за эту возьму пучок чесноку, а за вторую дашь мне кварту соли. Согласен?
— Будь по-твоему, покупаю. Только подожди меня здесь.
— Жду с нетерпением. О, Гермес, покровитель купцов! Вот бы также продать мне женку и мать!
В этот момент появляется доносчик, объявляет «поросят» и самого продавца запрещенным товаром[54].
В оригинале вся сцена, представленная здесь в сокращении, выглядит гораздо веселее и непристойнее, ибо слово «хойридион» означает не только «поросенок».
Автор комедии Аристофан мог сколько угодно смеяться над торговыми трудностями граждан обоих государств, но для Мегары это с самого начала являлось делом жизни и смерти. Из данной ситуации было только два выхода, и оба они вполне устраивали Перикла. Первый, наиболее приемлемый с точки зрения афинян: Мегара порывает с Коринфом и склоняется перед Афинами. И второй: мегаряне будут нажимать на Коринф и Спарту, чтобы они предприняли решительные шаги для их защиты. В таком случае можно будет и поторговаться: мы снимем блокаду Могар, а что вы дадите взамен? Если же Пелопоннесский союз решится на вооруженное выступление, то он окажется нападающей стороной, а Афины предстанут перед всем светом как невинная жертва агрессии.
Коринфяне уже развернули широкую агитацию среди государств Пелопоннеса. Их посольства начали прибывать в Спарту, чтобы вместе с ее правительством обсудить сложившуюся ситуацию. Конечно, коринфян прежде всего беспокоила дальнейшая судьба их людей, запертых в Потидее. Осада города не прерывалась ни на один день и судя по всему должна была продолжаться еще очень долго.
Размышления под Потидеей
Сначала с помощью стены Потидею отрезали от материка с севера, потом из Афин пришли подкрепления — тысяча шестьсот гоплитов под командованием Формиона. Тогда стену построили и с южной стороны, отрезав город от полуострова Паллена. Флот блокировал оба побережья. Однако вождь коринфских добровольцев Аристей сумел вырваться из западни. Во главе горсточки смельчаков он кружил по всей Халкидике и прилегающей Фракии, нанося болезненные удары афинянам и их союзникам. Формион вел с коринфянами тяжелые бои, оставшаяся часть афинского войска наблюдала за городом. Осень сменилась зимой, потом пришла весна, а осажденные все еще держались.