Афины давно с завистью смотрели на Коринф, у которого, как сказал некогда Фемистокл, есть всё для счастья: богатство и могущество. Богатство Коринфу принесли торговля и колонии, могущество — опора на Пелопоннес. Уже Гомер называл Коринф великим и богатым. Раньше Афин Коринф стал республикой, освободившись от тиранов, раньше Афин основал свои многочисленные колонии во всех концах света — в Сицилии, Этолии, Акарнании, Эпире, Иллирии, — раньше Афин понял, кто его настоящий враг. Настоящим и опасным врагом Коринфа, как, впрочем, и всего Пелопоннесского союза, возглавляемого Спартой, были Афины, жаждущие превосходства во всём и над всеми, в том числе над Коринфом, и над Спартой. Равновесие между Пелопоннесским и Афинским союзом было очень шатким и непременно должно было нарушиться, что и сделали Афины.
Аспасия сказала Периклу:
— Война со Спартой неизбежна. И победит в этой войне тот, кто начнёт её первым, заранее подготовившись к ней. Мы должны начать войну первыми. И победить. Иначе мы погибнем.
Никто толком не знает, как происходит примирение между людьми. Афиняне называют примирение амнистией, то есть забвением. И хотя знают, что полного забвения не бывает, после объявления амнистии примирение всё-таки наступает. Люди не забывают — они и вообще-то ничего не забывают, — что вызвало вражду между ними, какие обиды они нанесли друг другу. Скорее забывается доброе, чем злое. Но, приказав себе забыть всё плохое, они отходят душой, перестают кипеть взаимной ненавистью и жаждой мести, прощают противников и подают им руку для примирения. Примирению способствует также общая беда, общие опасения, общая тревога, предстоящая разлука, которая может оказаться вечной, как смерть.
Они плакали, обнимая друг друга, каждый винил себя и каждый благодарил судьбу за то, что они снова вместе.
— Ты простила меня? — спросил Перикл.
— Ты простил меня? — в свою очередь спросила Аспасия.
Не отвечая друг другу, они целовались. Да и следовало ли отвечать на такие вопросы? Конечно же они простили друг друга.
— Ты правильно поступаешь, — сказала Периклу Аспасия. — Следует проучить Потидею: нельзя безнаказанно выходить из Афинского союза, подавая дурной пример другим. Пока союз будет расширяться и крепнуть, он будет жить. Всякое же ослабление союза подобно смерти: наши враги будут питаться его отвалившимися кусками и доберутся до нас. И царя Пердикку, этого неотёсанного македонца, следует проучить, присоединить к нашему союзу другие города Халкидики. И сделать так, чтоб неповадно было Коринфу посылать ежегодно в Потидею своего эпидемиурга. Всякие связи Потидеи с Коринфом надо обрубить раз и навсегда.
— Коринф — союзник Пелопоннеса, — напомнил Аспасии Перикл. — Как бы Пелопоннес вместе с Коринфом не бросился на помощь Потидее. Да и Пердикка тоже.
— Потом займёмся Пелопоннесом и Коринфом.
— Тебе бы стать стратегом, — засмеялся Перикл. — Весь мир лежал бы у твоих ног.
— Запомни: или весь мир у наших ног, или мы окажемся перед ним на коленях.
Лучше было бы не напоминать Периклу о том, как он стоял на коленях перед судьями на Ареопаге. Перикл мгновенно посуровел и отстранился от Аспасии.
— Ты говоришь о том, в чём пытались убедить афинян аристократы из партии Фукидида, — сказал Перикл. — Они кричат на каждой Экклесии, что война — благо, что она принесёт нам новые богатства, новые земли и всеобщее благополучие.
— Сторонники Фукидида снова подняли голову? Изгнание вождя их не испугало?
— Нет.
— Если потеряем Потидею, они осмелеют ещё больше.
— Не потеряем, — уверенно сказал Перикл. — Но надо торопиться. Тысяча гоплитов и тридцать кораблей уже готовы к походу. Мы разрушим крепостные стены Потидеи и возьмём заложников. Другим городам Халкидики пригрозим тем же, а Пердикку загоним в его логово.
Она не провожала Перикла в Пирей: ей не хотелось лишний раз напоминать о себе афинянам и тем самым давать им повод для пересудов о ней и о Перикле. Никакая тень не должна сейчас ложиться на Перикла — впереди трудный поход, битва за Потидею и победа, которая так нужна. Аспасия осталась дома, простившись с Периклом у ворот, а на следующий день вернулась в Ахарну, к сыну, решив, что там ей будет легче дожидаться возвращения мужа.
Перикл был прав: следовало торопиться с походом на Потидею. И он торопился. Но Потидея всё же опередила его, сделала то, чего Перикл опасался: за несколько дней до прибытия афинского флота в Халкидику она успела заручиться военной поддержкой Коринфа, Спарты и городов Халкидики. Две тысячи добровольцев и наёмников из Пелопоннеса и Коринфа и тысяча добровольцев из соседних городов поджидали афинян у Потидеи. Потидея отвергла все требования Перикла — не разрушила крепостные стены, которыми была обращена к морю, не выдала заложников, объявила о выходе из Афинского союза и приготовилась к обороне. Перикл не решился на штурм, запросил ещё сорок кораблей и две тысячи гоплитов, дождался их прибытия, организовал осаду Потидеи и вернулся в Афины: в городе стало неспокойно, пошли разговоры о скором нападении Спарты, о большой войне, которая должна вот-вот начаться. Разговоры были не напрасными: Спарта стала бряцать оружием.