— Я помню, — сказал Перикл. — Что ты хочешь предложить ещё?
— Ещё: надо немедленно начать войну со Спартой, поднять всех, кто может ходить и держать в руках оружие, этих архонтов, присяжных — всех. Пусть идут воевать. Хватит заседать и тратить на это народные деньги. Все на войну. Некому будет судить. Да и не до судебных разбирательств, когда идёт война. Военное положение — никаких собраний, заседаний, совещаний. У тебя чрезвычайные полномочия, ты один решаешь всё. В том числе и судьбу Фидия. И судьбу этого мерзавца Менона. Вот что ты можешь сделать. Для себя, для меня и для Афин.
— Для Афин, для тебя и для себя, — поправил Аспасию Перикл. Она на это его замечание не ответила.
— Два первых шага я предприму уже завтра: потребую созвать Экклесию по делу Фидия — для решения о снятии одежд со статуи — и подумаю о бегстве Фидия, поговорю с ним и с нужными людьми. Хотя второе меня удручает, и я предпочёл бы не делать это. Я верю, что Фидий невиновен.
— А третий способ? Он тоже для тебя приемлем? — спросила Аспасия.
— Он за пределами моих возможностей, — ответил Перикл.
— А зря. Он самый быстрый и самый надёжный. И в другом отношении правильный: надо немедленно разгромить Спарту. Немедленно. И ты станешь полновластным властителем Афин, где все будут трепетать перед тобой и исполнять твою волю.
— Мы уже говорили об этом.
— Да, говорили, — вздохнула, согласившись, Аспасия. — Я вернусь к гостям. Спокойной ночи.
— Не могу пожелать тебе того же: вы будете пировать до рассвета?
— Не стану же я устраивать всем постели, а возвращаться домой в темноте никто не захочет. Поневоле придётся пировать до утра.
— Тогда хорошего тебе веселья, — сказал Перикл, хотел взять Аспасию за руку, но она резко повернулась и ушла.
Был ещё четвёртый способ предотвратить суд над Фидием и, стало быть, над ней, над Аспасией, и над Периклом. О нём, сами того не зная, весь вечер толковали гости. Этот способ — смерть. Смерть решает все проблемы не только того, кто умирает, но при этом и проблемы многих других. Для безгрешных смерть — подарок богов, избавление от невзгод жизни, прямой путь на Острова Блаженных, путь к жизни после смерти, к жизни вечной и приятной в прекрасной стране Кроноса и Радаманта, где обитают герои, праведники и все благочестивые люди. Правда, находясь там, уже ничего нельзя сделать для людей, оставшихся по эту сторону смерти, на бренной земле. Но самим уходом за грань смерти можно сделать для людей многое. Не каждому дано умереть с пользой для других. И для себя: ибо подвиг — верный шаг к бессмертию. А потому, видя, что судьба даёт тебе шанс совершить подвиг — умереть с пользой для людей и для себя, воспользуйся им, призови на помощь разум, мужество, благородство, пожертвуй собой ради блага друзей и любимых, ради отечества, ради собственного бессмертия, наконец, соверши подвиг духа, обрадуй Зевса, творца твоего, своим совершенством. Иные думают, что подвиг — это когда в руках разящий меч, когда хлещет вражеская кровь, когда ты бросаешься в огонь или в ледяную воду, чтобы спасти человека, когда ты убиваешь кинжалом тирана, насильника или предателя... Тихая и невидимая смерть тоже может быть подвигом. И тот, кто поможет тебе умереть, — не друг ли тебе, не добрый ли посланец богов, не рука ли судьбы?
Кто причиняет зло Периклу, тот причиняет зло Афинам и, может быть, всей Элладе. Суд над Фидием, несомненно, задуман с тем, чтобы нанести удар стратегу, коварный удар и, быть может, смертельный. Всё, что делал Фидий, он делал по плану и при поддержке Перикла. Все враги и завистники Фидия — это прежде всего враги и завистники Перикла. Сколько их? Любовь афинян переменчива и не всегда сопровождается мыслями о собственной пользе: афиняне могут любить и тех, кто приносит им очевидный вред, и ненавидеть тех, кто приносит добро. Это заметил уже Фемистокл, герой и благодетель афинян, которого они, разлюбив безрассудно, изгнали из города. Фемистокл сказал, покидая город: «Почему вы, афиняне, устаёте получать добро от одних и тех же людей?» Говорят, будто он, произнося эти слова, горько заплакал... Когда Менон сидел на площади и обращался к афинянам с мольбой позволить ему безнаказанно сделать донос на Фидия, афиняне благосклонно выслушивали его и давали ему советы, как лучше написать эту бумагу, чтобы архонты поверили ему и привлекли Фидия к суду. А следовало бы изгнать Менона с позором из Афин как подлого клеветника, потому что Фидий — это олицетворение самих Афин, а Менон — жалкий каменотёс, злобный завистник, продажная тварь. Менон родился на каком-то острове, названия которого никто не помнит, а предки Фидия были слеплены богами из афинской земли. Его отец был скульптором, но Фидий превзошёл отца в искусстве ваяния, как и должно поступать детям по отношению к родителям — превосходить их во всём лучшем.