— С Софоклом и Сократом. Софокл — мудр, а Сократ — мудрее, — вспомнил он с иронической усмешкой оракул дельфийской Пифии. — Они мне помогут договориться с Фидием, как лучше защитить его в суде.
— Возьми Эвангела и рабов — надо отнести узнику вина и всякой снеди.
— Конечно, — согласился Перикл.
— Но ты всё же не ходи к нему. Софокл и Сократ уговорят его и без тебя. Без тебя, может быть, даже скорее. И не о том надо говорить с Фидием, как лучше защитить его в суде, а о том, как устроить ему побег.
— Если я пойму, что на суде он будет вредить себе, признаваться в том, чего не совершал, или в том, что совершил... Если я пойму это, я поговорю с ним о побеге.
— Значит, всё-таки пойдёшь к нему?
— Да, — ответил Перикл. — Это долг чести.
Аспасия тяжело вздохнула и ушла. А через минуту пришёл Эвангел и спросил Перикла, что бы он хотел передать Фидию из продуктов — какое вино, какие соления, сыры и фрукты.
— Спроси у Аспасии, — ответил Перикл. — Она лучше знает. Я слышал, будто Фидия донимает кашель, будто он простудился, хотя мудрено простудиться летом...
Словом, надо бы отнести ему чего-нибудь горячего и каких-нибудь настоек. Иди.
Эвангел передал разговор с Периклом Аспасии.
— Хорошо. Горячее вино я приготовлю для Фидия сама, — сказала Аспасия. — С травами. Понесёшь его в кувшине, завернув в овчину.
Аспасия не спала, дожидаясь возвращения Перикла из тюрьмы. Велела своим слугам вынести постель в перистиль, к цветущим лианам, легла не раздеваясь, сразу же заворожённая открывшимся ей звёздным небом. О чём человек думает, когда смотрит на звёзды? О том, где же конец этому звёздному миру, и о том, какое отношение к нему имеет человеческая душа? Пришла ли она на землю оттуда и вернётся ли туда? И если вернётся, то где же станет обитать, на какой из бесчисленных звёзд? И зачем это? Зачем человеку столь огромный звёздный мир и зачем человек этому миру?
Думая о звёздах, она задремала, а когда проснулась, увидела, что звёзд нет, что её постель стоит под крытой колоннадой, за лианами, а по листьям лианы шуршит мелкий дождь — слуги, заботясь о своей хозяйке, перенесли её вместе с постелью под колоннаду, оберегая от дождика.
Услышала голос Лисикла, который спросил:
— Могу ли я видеть хозяйку?
Кто-то из слуг ответил ему:
— Приказано никого не принимать.
— И меня? — возмутился Лисикл.
— И тебя, — ответил слуга. — Никого.
Аспасия мысленно похвалила слугу — она действительно велела никого не принимать, и Лисикла в том числе, хотя в другие дни Лисиклу, как ученику Аспасии, разрешалось бывать в её доме в любое светлое время, а то и по вечерам, когда ночи становились по-зимнему длинными.
Днём она посылала Лисикла к аптекарю за травами, среди которых была одна малоизвестная — синий цветочек, милетская незабудка, средство от бессонницы. Если растереть лепестки этого цветка в порошок и залить горячим красным вином, то вот и получится средство от бессонницы — сон наступает после одного глотка такого вина. После двух глотков сон становится длиннее, а выпив кружку настойки, рискуешь не проснуться никогда...
Аспасия строго-настрого наказала Эвангелу никому, кроме Фидия, не наливать горячего вина из кувшина, а остатки, если таковые окажутся, вылить, кувшин вернуть домой и вымыть.
— Я в нём тотчас же приготовлю другую настойку, — сказала она Эвангелу. — Отнесёшь её Фидию через три дня — трава должна настояться.
Было прохладно, шум дождя навевал тоску, стало неуютно. Аспасия поднялась по лестнице на балкон, прошла на свою половину, приказала принести лампаду.
Села у лампады, глядя на её светящийся язычок. Он колыхался от дыхания, потрескивал время от времени, источал запах, привычный с детства: запах оливкового масла, в которое было добавлено несколько капель другого масла — лавандового.
Огонь — это бог, говорит Продик, потому что в каждой своей части он одинаков. Самая малая искра — огонь, и самое огромное пламя — огонь. А многое другое, что не бог, делится на части, которые разнятся между собой. Человек — не бог: ухо человека, например, нельзя назвать человеком, и ногу человека, и глаз его, и сердце. А огонь — в любой точке огонь. Это бог. И вода — бог. И воздух — бог. И вино — бог, — этими словами про вино Продик обычно заканчивает своё рассуждение о богах, и это всем нравится: огонь — бог, воздух — бог, вода — бог, вино — бог. А всё остальное распадается на разные части.