Ксения улыбнулась и... в то же мгновение, ставший за последний год привычным интерьер служебного помещения сменился серой, постоянно менявшейся, пеленой. Шкаф, столы, стулья и сама начинающая прокурорша - всё куда то исчезло.
Когда, зажмурившись на короткое мгновение, снова открыл глаза, декорации резко изменились. Теперь я находился в нашей квартире на пятом этаже. Приглушенный свет настольной лампы, направленной на стену и темнота за окном, давали понять, что каким-то загадочным образом наступила ночь. Пока я осматривался - диван собран и застелен, дверь в комнату сына закрыта, на кухне и в коридоре свет не включён - пытаясь разобраться в происходящем, беззвучно включился телевизор. Большая жидкокристаллическая панель, под нарастающий шелест стационарного шума, непонятным способом перевела всё внимание на себя. Желание заглянуть в соседнюю комнату, преобладавшее минутой ранее, стало вызывать панический страх. Еще секунда - и в поле зрения, осталась лишь одна картинка - прямоугольник, пульсировавший в режиме стробоскопа переходами из белого цвета в чёрный.
Затем на экране - словно в компьютерном шутере от первого лица - стали появляться и исчезать картинки. Слайды сменялись настолько быстро, что мозг не успевал сообразить, что именно на них было изображено. Через какое-то время хоровод замедлился и, в конце концов, остановился. Фотография на экране, приблизившись резким скачком, заполнила все свободное пространство комнаты, став трёхмерной.
Лица самых дорогих и близких мне людей были счастливы. Лена, с озорными карими глазами и раскрасневшимися от мороза щеками, протягивала в мою сторону руку с кружкой; улыбка на лице Юрки, рассказывавшего анекдот, говорила сама за себя. Снег, костёр, чай с запахом дыма. Наш последний совместный выход на природу...
Изображение снова изменилось. На часах полпервого ночи. Лена теперь на кухне, возле плиты. Длинные темные волосы собраны на одну сторону, в руках большое белое полотенце - только после ванной. Лицо спокойное и умиротворенное, халат едва завязан...
Потом ещё картинка, затем ещё одна... Тема семьи сменилась службой: мелькнула крайне весёлая физиономия Макса, сослуживцы, оружие, опять Макс, но уже грустный и уставший... Машина, снег, бункер, люди без одежды, темнота...
Где-то на заднем фоне появился голос. Он что-то говорил, но я не смог разобрать, что именно. Изображения начали хаотично двигаться. Добавился новый голос, более низкой тональности, на его фоне первый голос замолк и затем вовсе исчез. Наступила тишина. На экране возник детский садик. Снова голос и снова тишина.
Кажется, голова состояла из миллиона маленьких фрагментов - маленьких фотографий, разбросанных по всей квартире. Я хотел их собрать, но не смог сдвинуться с места. Ближе всего лежали картинки с изображением сына и жены, чуть дальше родителей... Снова попытался до них дотянуться - не вышло. Руки не слушались. Вернулось желание заглянуть в комнату сына, но потом резко стало страшно. Я боялся того, что смогу там увидеть...
Настойчивым сигнальным огоньком - как при сильном алкогольном опьянении - вспыхнула неожиданная задача: нужно собраться и взять себя в руки. Я ведь не дома, я уезжал отсюда... Тогда где я сейчас? Не успел сосредоточиться, как блокирующий мысли фоновый шум, исчез. Доля секунды - и сознание полностью отключилось...
Глава 41 - Седой
Хрусталь на сером бетонном полу выглядел иррационально. Два низких стакана, квадратный графин-декантер с резными стенками, наполовину заполненный янтарной жидкостью, больше подходили для кабинета директора крупного предприятия или чиновника среднего звена, нежели для места в котором они оказались. Не менее странным был и человек, сидевший напротив.
Лет шестьдесят или семьдесят. Среднего роста, худощавый. Коротко стриженные седые волосы, ясные карие глаза с чистыми белками, искривленный контур носа и тонкие, плотно сжатые губы. Приталенный по фигуре темно-синий костюм, белая рубашка с запонками и галстук. На безымянном пальце правой руки крупная печатка из желтого, с красным отливом, тусклого металла.
Неторопливый и сдержанный в движениях, он занял один из принесенных пятью минутами ранее стульев и теперь молча сидел в двух метрах от меня. Бородач в джинсах и полосатом свитере, организовавший доставку и расстановку нехитрой мебели, появился незаметно и также незаметно исчез, что косвенно подтверждало непростой статус господина с орлиным профилем, в цепком взгляде и внешности которого ощущались сила и власть.
Последние двадцать минут стали испытанием. Организм, не успев отойти от казавшихся столь реальными разговора с девушкой-следователем и круговорота картинок-образов, после паузы сумрачного безмолвия, внезапно очутился в похожем на подвал пустом помещении без обстановки, окон и отопления, с голыми оштукатуренными стенами, низким потолком и закрытой снаружи металлической дверью. Разум и органы чувств, в попытках найти границу между сном и явью, долгое время работали вхолостую, пока на передний план не вышли болевые ощущения, сделавшие возвращение к действительности неприятным, болезненным и, одновременно, отрезвляющим...