Достаточно было примерно 10 млн. лет назад, в середине миоцена, опять ускориться спредингу (в 1,5 раза), как средняя годовая температура на Земле поднялась на 5°С. Трансгрессия была быстротечной. Раскрытие дна океана вскоре снова замедлилось, уровень моря упал на 150 м. Похолодание углубилось. И обитатели планеты пережили очередные драмы и обновления.
Для последних 135 млн. лет такая пульсация скорости спрединга установлена вполне достоверно. Но разве из этого не следует, что похожий режим всегда был свойствен подвижности океанского дна? Что противоречит такому выводу? Он, кстати, мог бы объяснить, отчего в позднем ордовике на фоне общей колоссальной трансгрессии, длившейся примерно 200 млн. лет, стала возможной кратковременная регрессия, причастная к возникновению памятного оледенения и не менее причастная к выходу растений на сушу.
Согласно расчетам у таких сравнительно непродолжительных ускорений и замедлений спрединга тоже вроде бы есть свбя периодичность. Между максимумами проходит примерно 30—40 млн. лет. Что же их определяет?
Есть две версии. Обе появились в Институте океанологии АН СССР,
Повышенные скорости — это начало действия нового участка спрединга на Земле; миллионы лет копилось напряжение в плитах, и вот — раскол, образовался рифт или еще одна зона поддвига. Это утверждает геофизик Анатолий Александрович Шрейдер.
Его коллега Леопольд Исаевич Лобковский считает, что дело в ином — в тепловом режиме течений, несущих на, себе плиты. От трения мантийный материал разогревается и становится менее вязким. Скорость течений растет. Но и сцепление с плитой уменьшается. Под ней как бы появляется смазка. Плита начинает отставать. Однако восходящее мантийное течение уже не успевает за подвижностью горизонтального потока. И он слабеет. Его скорость убывает. Но тогда уменьшается трение и прекращается дополнительный разогрев. Вязкость материала становится прежней, а с ней и хорошее сцепление с плитой. Она вновь набирает скорость. Цикл завершен.
В дальнейшем пульсация возобновляется. А с ней — аритмия последующих планетарных событий.
Вот такие две интересные версии. Какая ближе к истине? Не исключено, что реальны обе. В самом деле, если образуется новая ветвь рифта, то становится больше подводных вулканов, и атмосфера больше получает углекислого газа. Хотя эффект, конечно, не столь уж значителен, поскольку протяженность новой ветви рифта относительно невелика. Или представьте себе второй вариант. Раздвигающиеся плиты, с появлением под ними подобия смазки, замедлили свое движение. Что происходит в это время в рифтах? Формируются более толстые фрагменты плит. Потяжелев, они глубже погружаются в мантию и тем самым увеличивают объем океанского ложа. Начинается падение уровня океана. Но оно сравнительно непродолжительно. С утратой «смазки» плиты обретают прежнее сцепление с несущим их потоком и вновь движутся быстрее. Рифт уже не успевает наращивать им прежнюю мощность. Худея, они как бы всплывают. Регрессия прекращается.
Тот и другой процессы могли действовать и порознь, и одновременно, усиливая друг друга или, наоборот, притормаживая. Но обе версии тоже говорят о том, что именно разные режимы подвижности плит — регулятор пресса, давящего посредством климатических колебаний на флору и фауну Земли. Просто в данном случае речь идет о более мелких зубчатых колесах все того же планетарного механизма.
Но разве во все времена исключительно из-за неустойчивости климата происходил калейдоскоп перемен в земной биоте? Ведь немало видов, родов, семейств все-таки продиралось через «огонь и воду» целых геологических периодов, с их нещадными чередованиями тепла и стужи, душной влаги и жесточайшей засухи. Продиралось с минимальными потерями. Но после этого вдруг по каким-то причинам или вовсе исчезали с лица Земли, или менялись до неузнаваемости. Так происходило не раз. И климатические сдвиги тут бывали непричастны к заключительной драме. Не в них было дело. А в чем?
НЕ ИСКЛЮЧАЯ КАТАСТРОФ…
…Денег в обрез. Но и времени тоже, пора ехать дальше. Надо покупать не торгуясь. Что в кбнце концов и делает Николай Иванович Вавилов. Иначе с этого мексиканского рынка никогда не уйдешь. Тут всего столько…
Он присаживается на корточки около разложенных на земле мешков с пестрой фасолью. Зачерпывает горсть семян. Внимательно рассматривает, даже губы сжал, русые усы нависли над подбородком. Какое здесь изу-йительное разнообразие фасоли! Конечно, он возьмет и эту пеструю, возьмет и коричневую, белую, крупную, мелкую,— ту, что уже приметил у других продавцов.