Но как все-таки появились эти центры? Ведь дело не только да и не столько в том, что они дали массу культурных растений. Человек взял в пользование не так уж много. Отломил, можно сказать, лишь горбушку У каравая. Наибольшую его часть вообще не тронул.
Однако и «горбушка» очень красноречива. Очаги, открытые Вавиловым,— это настоящие мастерские живой природы, которые, возможно, поныне продолжают свою работу,
— Факт концентрации видообразовательного и формообразовательного процесса культурных растений,— говорил ученый,— стоит в полной связи с той же закономерностью в отношении дикой флоры.
Открытие центров привело его к мысли, что отныне сама проблема видообразования ставится как проблема возникновения не отдельных рас, которые, по представлению Дарвина, обособлялись в отдельные виды, а как происхождение их сложных систем, сообществ.
Почему же именно какие-то конкретные области земного шара выбрала живая природа под свои мастерские? В чем тайна их географии?
Поначалу Вавилову казалось, что никакой тайны тут нет. Есть просто приуроченность к гористым местностям. Мол, именно они предоставляют оптимальные условия для выделения разновидностей и сохранности всевозможных типов растений и животных. К тому же горы — прекрасные климатические изоляторы, сберегающие сортовые богатства в более или менее постоянных условиях.
Действительно, вавиловские центры в значительной степени приурочены к горным районам — Кавказу, Малой Азии, Памиру, Андам. Но по зрелому размышлению ученый все же пришел к выводу, что было бы большим заблуждением думать, будто это средоточие сортового богатства есть результат только разнообразных условий. Почему, спрашивал он себя, в Афганистане, безмерно богатом разными формами пшениц, совершенно отсутствуют целые виды, столь обычные для горной Абиссинии (Эфиопии), и так бедны ячмени? А флора Альп и Пиренеев вообще довольно однообразна. Бесконечными вариациями кактусов и агав природа упражняется на мексиканских полупустынных плато, ровных как стол. Растительное же население Тянь-Шаня и горных районов к северу от Гималаев не отличается оригинальностью. И прямо противоположная картина у подножия Гималаев южных.
Может, секрет заключен в каких-то особо плодородных почвах? Как выяснилось, и это не так.
В общем, нет, не в горах и не в почвах дело. А в чем же? Полвека назад ответ получен не был. Правда, Вавилов говорил, что «решающую роль в определении за той или другой горной областью формообразовательного центра играли исторические причины, а не только разнообразие среды», но о конкретном смысле этих «исторических причин» остается только догадываться.
Сегодня есть основания поискать ответ в геологических пределах. Давайте воспользуемся предложенным Вавиловым направлением, полистаем еще раз уже известные нам страницы земной истории, заглянем и в незнакомые.
Карта мира. Нет, не сегодняшнего, а того, каким он был 350 млн. лет назад, перед началом великого пермокарбонового оледенения. Она, конечно, слишком обща, но построенная на основе мобилистских реконструкций, все-таки дает представление о тогдашнем облике Земли. Как странно видеть ее такой. Вот ведь сила привычки! И знаешь, что каждый штрих на этой карте не единожды научно выверен, но все равно шевелится червь сомнения, неужели так оно и было?
На ней нет Атлантического океана — почти вся его акватория занята обеими Америками, придвинувшимися вплотную к Европе и Африке. И нынешнего Индийского океана не видно. На его месте Индостан, Австралия и Антарктида, которые, прижавшись к Южной Африке, выглядят припаянными друг к другу. Индийский океан, как и Атлантика, попросту говоря, еще не родились.
Все современные континенты сгрудились в единый огромный праматерик Пангею, то есть заключающую в себе все земли. Правда, плиты поменьше — Сибирская и Китайская— еще где-то неподалеку (присоединятся позже), но общей картины мономатериковой Земли это не меняет.
Пангею омывают воды Мирового океана. Такое разделение: в одном месте — «твердь», в другом — «хлябь», выглядит вроде бы искусственным. Между тем нечто похожее легко обнаружить, взглянув и на современный глобус с тихоокеанской стороны,— тоже почти целое полушарие покрыто водой.
Быстрое распространение древней буйной растительности на таком сверхматерике понятно. Особенно в северной части Пангеи, вблизи от тогдашнего экватора, В Донбассе, лежащем ныне в умеренной зоне, господствовал поистине африканский климат. В царстве тропических болот и душных лесов благоденствовали древовидные хвощи, плауны и папоротники. Столь же пышная флора распространялась в широкой полосе, изогнувшейся пологой дугой,— от Северной Америки до Южной Европы. Не менее естественно и быстрое расселение новой фауны ~г господство земноводных и гигантских стрекоз, жуков, тараканов.