Об этом подробно лет 10 назад писал в одной из своих интересных книг советский палеонтолог Сергей Викторович Мейен, с которым, как вы помните, мы уже встречались. Он же и исправил ошибку, доказав, что в действительности наука имеет здесь дело с самобытной флорой, не выходившей за пределы Ангариды. А имевшиеся одновременно и сходства и различия он объяснил тем, что хотя «ангарская и еврамерийская флоры десятки миллионов лет эволюционировали независимо, все же некоторые изменения совершались в них параллельно».
То же следует из его описания ангарской флоры того времени. После исчезновения зарослей плаунов раннего карбона их место заняли другие растения. Сначала главным образом папоротники, напоминавшие формой листьев европейские виды. Затем кордаиты — крупные деревья с древесиной, похожей на древесину хвойных. И тоже с «европейскими» листьями. А вот органы размножения у них были совсем иными. Они скорее напоминали шишки тех хвойных, что широко распространились лишь 100 млн. лет спустя. В этом отношении сибирские кордаиты как бы опережали свое время.
Соображение ученого о судьбах ангарской флоры настолько примечательно, что его стоит здесь привести. Он в недоумении.
«Ее растения появляются в геологической летописи внезапно, с оборванными родственными связями, как будто это какие-то пришельцы, взявшиеся неизвестно откуда, заселившие все северные внетропические земли и исчезнувшие в конце мезозоя».
Еще не так давно считалось несомненным, что Анга-рида — порождение исключительно климатической зональности. Вот сложился там, в центре Евразии, такой-то климат; все особенности местной флоры — от него; а ее сходство с еврамерийской объясняется территориальной общностью: все-таки место действия — один и тот же континент. Сегодня, благодаря мобилистским реконструкциям, есть основания для иной точки зрения.
…В силуре, 450 млн. лет назад, когда начали появляться первые наземные растения, еще не существовало Евразии в знакомых нам современных контурах. Были только разрозненные «заготовки», которым предстояло стать Восточной Европой, частью Сибири, Китаем, Казахстаном, Индокитаем. Обширный Палеоазиатский океан отделял их от сверхконтинента Гондваны, включавшей в себя все нынешние южные материки.
Со временем закрывается акватория, разъединяющая Северную Америку и Восточную Европу, и оба эти материка сталкиваются, соединяясь воедино.
Спустя 100 млн. лет и Палеоазиатский океан заметно сузился. Его потеснила вновь появившаяся щедрая россыпь островов, сгруппированных в дугообразные архипелаги. Вот часть из них спаялась с Сибирским континентом. Фрагменты того очень давнего шва и сегодня можно видеть в Саянах.
Старый океан угасал. Зато зародились два новых: ближе к Гондване — Палеотетис и под прямым углом к нему — неширокий Уральский, лежащий между Сибирским материком и Восточно-Европейским.
Как изоляция соседствующих материков, так и долгое их пребывание на сравнительно небольшом удалении друг от друга не могли не сказаться на их обитателях. Отсюда — и сходства и различия. Тем более что между континентами, словно перевалочно-миграционные пункты, постоянно располагались островные дуги,
*По временам архипелаги сталкивались с тем или другим материком, не только наращивая их территории, но и нарушая относительную изоляцию их растительных миров отнюдь не мирным вторжением представителей своих собственных «племен». Следствие: очередная «внезапная» вспышка формообразования. И нет в таком случае «пришельцев», взявшихся неизвестно откуда. А есть естественный отбор новых разновидностей из пестрого материала, представленного, возможно, гибридизацией, возможно, полиплоидией или иными генетическими изменениями растений.
Не менее примечательно открытие Мейеном палеофлористической области, где еще в пермское время появилась та новая для палеозоя группа растений, которая считается среди специалистов одной из типичных для более молодой эры мезозоя. Он назвал их татаринами, так как очень много отпечатков их листьев было найдено в отложениях татарского яруса (последнего яруса перми), образовавшегося примерно 235 млн. лет назад.
Большая часть материала была прислана ему в Геологический институт АН СССР из полевых экспедиций. Немало образцов ученый собрал сам во время серии поездок на Южный Урал.
Из найденного удалось составить представление о форме листьев растений и об их органах размножения. Последнее для систематики особенно важно. Эти органы похожи на небольшие грибы, сидящие на тонких ножках; у всех шляпок волнистые края, а в центре — ямочка с расходящимися во все стороны канавками. Листья похожи на узкие язычки.