С годами Лисицын все больше убеждался, что основная часть речного выноса вообще не достигает глубоководья, а оседает в устьях рек, в дельтах, эстуариях. Лишь наиболее тонкий материал длинными шлейфами тянется в сторону глубоководья. Поверхностные течения к этим перемещениям совершенно непричастны.
Немало походив по белому свету под нейлоновыми «парусами», Лисицын и его коллеги В. Н. Живаго и В. В. Серова убедились, что пыль, унесенная воздушными потоками с континентов, попав в океан, не разносится течениями, а осаждается главным образом в той же широтной полосе. Это было доказано детальными исследованиями океанского аэрозоля. Оказалось, что на дне глубоководья в аридных (засушливых) зонах скапливается удивительно много эолового материала, то есть принесенного ветром,— больше половины всего осадка. Причем расположены эти зоны и в Северном и в Южном полушариях Земли примерно на равном расстоянии от экватора, так же как расположены засушливые зоны на материках. Словно это продолжение пустынь в океанах.
С годами в подтверждение зональности морского осадочного процесса внесли решающий вклад живые маркеры.
Температурные контрасты в Мировом океане не так велики, как на суше,— не более 30 градусов между полярными областями и экватором. Причем это у поверхности океана, а на дне почти везде постоянная температура— около нуля. Казалось бы, нет оснований говорить, будто расселение мирской флоры и фауны строго связано с климатическими поясами Земли. Среди морских растительных организмов главную роль играют микроскопические диатомовые водоросли. Они составляют более двух третей обшей биопродукции океана. И обитают буквально повсюду. Почти столь же широко распространены и некоторые представители зоопланктона — фораминиферы, радиолярии.
Соображения насчет монотонности океанских отложений основывались отчасти именно на этом. Но лишь отчасти, потому что материалу биологического происхождения здесь отводилась второстепенная роль. Считалось, что доля органических остатков, достигающих глубоководного дна, совсем невелика (большая их часть растворяется по дороге). Исключение — мелководные шельфовые зоны, окружающие континенты, известные богатством всевозможной жизни.
Советские ученые — академик Лев Александрович Зенкевич и член-корреспондент АН СССР Вениамин Григорьевич Богоров — были гидробиологами. Их интересовало главным образом живое население Мирового океана. В 50-х годах они пришли к выводу, что прежде всего сама водная среда в разных районах океана далеко не однотипна. А специфика среды определяет условия питания и развития живых существ. К тому же обитатели океана связаны друг с другом длинными пищевыми цепочками. Первое звено такой цепочки— микроскопические водоросли.
Им нужны свет и соответствующая концентрация в воде минеральных солей (азота, фосфора, кремния).
Если солнечных лучей хватает, питательные соли в, при поверхностном слое используются быстро, фидопланктон развивается нормально. Глубины океана всегда богаты минеральной пищей, но там мало потребителей, ибо недостаточно света для развития фитопланктона.
— Где дверь этой «кладовой питательных веществ» приоткрывается в сторону верхних слоев моря,— говорил Богоров,— там и будет пышное развитие жизни. А открывает эту дверь своеобразный «привратник» — вертикальное перемешивание морских вод, которое иногда совершается весьма бурно, а иногда чрезвычайно слабо.
Вблизи Антарктиды постоянно охлаждающиеся поверхностные воды опускаются, а на их место поднимаются глубинные, таким образом, в этой обширной полосе фитопланктон получает хорошее питание.
В поясах умеренного климата перемешивание океанских вод связано с сезонными колебаниями температуры. За зиму поверхностные слои, охлаждаясь, уплотняются и опускаются вниз, а их место занимают более теплые, из глубин. Поэтому весной здесь происходит взрывопо-добное размножение микроводорослей — настоящее «цветение» океана.