Пэрис
Пэрис
Знаете, бывают такие люди - холодные, словно зима. Словно идущий снег, который падает с неба, колко впиваясь в неготовую к морозам кожу, и оставляет на губах моментально замерзающую влагу. Он приходит неожиданно и без спроса и исчезает без следа с первыми лучами солнца. Знаете, бывают такие люди, которые врываются в твою жизнь, чтобы ранить самыми изощренными способами; они подводят тебя к краю и толкают в пропасть, ожидая, что на той стороне тебя ждет тот, кто поймает. Что тот, кто поймает, будет, словно теплое майское солнце, что тот, кто поймает, бережно согреет твои замерзшие губы. Но знаете, что случается с такими людьми после того, как кончики волос пропадают в темноте черной зыбкой пропасти боли? Они умирают. *** Он был холодным, как последняя зима, которую я помнила. Его глаза не выражали ровно ничего, и лицо, омраченное наигранным равнодушием, казалось застывшей маской безразличия. Он владел такой степенью самоконтроля, что невозможно было прочесть его душу по абсолютно пустому взгляду. То ли он просто был без души. Он ненавидел прикосновения и заботу, презирал любовь и нежность, с трепетом не относился ни к сочувствию, ни к состраданию. Он был замерзшим, словно бы все его чувства в миг превратились в пепел от выкуренной сигареты и разлетелись по темному асфальту, сдуваемые мощным порывом ветра. Я искала его фотографии, рассматривала абсолютно пустые глаза, пыталась всмотреться в них, пыталась вытащить на поверхность хоть грамм его души, но ее, опять же, не было. Глаза были идеальной формы стекляшками с черными опалами зрачков и словно бы наклеенными идеальной формы ресницами. Сильные черты лица, полные губы, которые никогда не трескались на морозе, длинные узловатые пальцы, еле заметная щетина, крепкие длинные ноги, облаченные в брендовые джинсы. У него не было недостатков, ровно, как и достоинств. По крайней мере, для меня. Он был стеклянным богом, с пустым надменным лицом, принимающим поклонения от обыкновенных смертных, падающих к его ногам каждый день, в любое время года, в разных городах и странах, дай Бог, если не вселенных. А я все искала его душу, заглядывая в стеклянные шарики под широкими темными бровями. Но он только проходил мимо, не замечая меня также, как и сотни раз до этого, плотнее прижимая правой ладонью клетчатый шарф и, чуть сгорбившись, отмеряя широкими шагами темную и мокрую парковую аллею. Иногда я даже ходила следом, пытаясь наступать в следы от его ботинок, но его душа не имела ни цвета, ни запаха и я, опять же, могла лишь сказать, что ее нет. - Неужели и вправду не знаешь, кто такой этот Ифань? - низкорослая пухленькая китаянка из булочной скорчила мину недоверия и закинула в рот остаток недавно приготовленной выпечки. Я только безразлично пожала плечами, скучно разглядывая скудный интерьер этой маленькой пекарни, занимавшей четверть этажа крохотного домика на краю большого парижского парка. - Не интересуюсь знаменитостями, - и это была чистая правда, - мне, пожалуйста, горячий шоколад со сливками и карамельным топпингом. - Но он же великий, - китаянка возвела руки к закопченному потолку комнаты, - каждый человек в мире хоть раз слышал о нем. - И я слышала, - замерзшими руками я пыталась нащупать в кармане мелочь, - и даже видела вживую... Меня перебил ультразвуковой визг моей знакомой, которая чуть не разлила драгоценный напиток на пол, наигранно задыхаясь от пережитого то ли восторга, то ли ужаса. - Tian na! - она взбудоражено перешла на китайский, - счастливица! Я завидую тебе самой черной завистью из всех! - и она шмякнула стакан на прилавок, - с тебя три евро, зануда, и за что Бог только потакает таким безразличным непросвещенным неучам как ты, - она кинула мне сдачу и насупилась, став, кажется, еще пухлее. - Он стеклянный, - кинула я ей, убирая сдачу в карман, - как будто бы и нет его вовсе. Сумерки только сгущались над Парижем, и я неосознанно побрела совсем не в сторону дома, глотая холодный ароматный осенний воздух, скользя по замерзшему асфальту и швыряя в стороны красные мокрые листья. В темноте кто-то пел под шарманку, тявкал щенок и сильнее завывал ветер. В руках моих стыл горячий шоколад, и сердце стыло под морозный трепетный вой нашего понурого мира. Я вовсе не была пессимисткой, скорее наоборот, просто я охотно принимала ту правду, которую мне предлагала жизнь, а не пряталась от нее за гламуром и сказками о счастливой реальности. Тем не менее, сердце мое верило в магию. Ту самую, что сводит несводимое и зажигает звезды на черном небосклоне каждую ночь. Камеры были позади, съемки, интервью, встречи. За стеклом зажегся огонек, достаточно слабый, но тепло от него шло даже за парочку километров. Вечерний парк, тонущий в густых французских сумерках, становился немного волшебным в преддверии встречи с этим огнем, и я по инерции неспешно шагала сквозь пустынные аллеи прямо к маленькому двухэтажному дому в конце Ля Марше авеню. За стеклом и вправду горел огонь. Я приходила сюда каждый вечер, оставляла сумку с теплым кофе и разогретым обедом, который готовила после работы, писала незамысловатое письмецо что-то в роде «Хорошего вечера:)» и уходила, не забыв предварительно позвонить в звонок около хрупкой калитки. Так проходили мои месяцы, так прошло два года. Я любила этого замерзшего человека, я знала все, над чем он рдеет и что ненавидит, я знала, что ему некому готовить еду, и он обычно второпях ест что попадется, или же просто засыпает за рабочим столом, так и не поужинав. Его любимый кот Санти умер еще прошлой зимой и кошачий корм, оставшийся лишним в доме, он разбросал возле дальних домов, куда тотчас же сбежались новорожденные дворовые котята. Наверное, никто из его почитателей не знал, где живет их кумир. Ля Марше авеню, 15 - в самом конце заброшенного правительством парка. Из соседей никого, только голые деревья и бездомные псы. А летом в саду цвели кустовые розы, переливаясь красным, розовым и белым и благоухая на всю округу нежным ароматом невинности. Я знала о нем все. Он был моим солнцем, моей музой, я видела свет в его стеклянных глазах сквозь толстое замерзшее окно. Он заставлял меня дышать и шаг за шагом преследовать его тень, ступать в оставленные им следы на промерзшем асфальте. Я не хотела знать его лично, и я не хотела знать его ближе. Я не мечтала заговорить с ним, и я уж точно не думала о том, чтобы стать его женой (как хотела каждая третья женщина в этом городе, да и не только). Мне нравилось быть его тайным гостем, который приносил ужин каждый вечер и подбадривал глупыми письмами на разноцветной бумаге. Этого было достаточно, чтобы магия не разрушалась. Я не хотела умереть от его рук, став его женщиной, он бы растоптал меня своей ледяной холодностью, он бы сломал меня и толкнул в самую бездну бытия. Поэтому я делала свой выбор сама, оставаясь свободной, незаметной гостьей. Теплый обед в пакете был выставлен около порога. Замерзший палец уверенно нажал на кнопку вызова и... и калитка распахнулась настежь. В падающем снеге было что-то мистическое, что-то по-октябрьски странное и в то же время теплое. Мне всегда нравилось его телосложение, его большие руки и сутулые плечи, сильная шея, бритый затылок и спадающая на лоб густая челка. Он был красив, и трудно было бы спорить с этим, он был даже слишком красив. Тонкий черный свитер с горлом кокетливо оттенял падающие снежинки, а синие спортивные штаны совсем пугающе смотрелись со шлепками на босую ногу, если учесть, что он успел зачерпнуть ступнями пару тройку горсточек первого снежка и теперь неосознанно поджимал замерзающие пальцы. Я просто стояла и разглядывала его, не стесняясь своих взглядов и представляя себя героиней какой-нибудь манги, где все чудесным образом сходит героям с рук. Я просто не видела разумного выхода из сложившейся ситуации, не видел, видимо, и китаец, который темным взором из-под челки изучал мое покрытое влажным снегом лицо. - Если вам нечего сказать, я, все же, пойду, - тихо произнесла я, грея руки о еле теплый какао. Я даже не расстроилась, когда он не остановил меня, позволяя мне возвращаться по моим же следам по темному парку в свете падающих снежинок. Небо наполнилось белесой полосой снега, которая таяла в моих золотисто-каштановых волосах. Неуверенные шлепанья позади меня заглушили новое завывание ветра. Я обернулась еще до того, как низкий голос с хрипотцой (видимо от простуды), окликнет меня. Вид у него был растерянный и даже слегка смущенный, пальцы на ногах активнее поджимались от холода, а нос покраснел то ли от насморка, то ли от вечернего мороза. - Эм, - пробубнил он, кашлянув в высокий воротник свитера, - как-то неприлично получается... Я лишь обреченно вздохнула, вертя в руках пустой стакан из-под какао. В мои планы не входило более тесное знакомство с этим стеклянным божком. - Вы очень опрометчиво поступаете, выбегая в таком виде с простудой на мороз, - заметила я, обращая его внимание на подогнутые пальчики ног. Кажется, я смутила его еще больше, так как он немедля распрямил пальцы и окончательно уткнулся лицом в черный вязаный воротник. Только его глаза как-то по-детски следили за моим лицом, честно не зная, что и предпринять. - Послушайте, мне что, завести вас обратно в дом? - я уверенно (сама и не знаю откуда в такие времена у меня берется уверенность) сжала его мягкий свитер в районе локтя, и пошла вперед, таща за собой абсо