ади которого я с радостью поставила крест на личной жизне. Он был единственным, кому я заочно доверяла и прикосновения чьих рук заставляли меня чувствовать себя дома. Я дома. Несколько лет назад, когда я представляла нашу встречу, мое сердце замирало от томного восторга, и я мысленно падала в обморок от одной лишь фантазии о том, что наши глаза встретятся. Сегодня же все было так реально. Не было камер, которые окружали его ежеминутно, не было восторженных фанатов с телефонами, не было стеклянного холодного взгляда, который, наверное, и не видел даже ничего перед собой. Был он и была я, ровно так, как оно и должно бы было быть. Мужчина вздрогнул и проснулся, скидывая с себя пледы и резко садясь на кровати. Забыв о том, что в комнате есть я, он ловко стянул с себя свитер, представляя моему взору худое хорошо сложенное тело, со слабым намеком на мышцы пресса и груди. Фаза озноба прошла и ему, видимо, стало жарко. В сумраке комнаты я отчетливо различала затвердевшие от резкого холода темные соски и капельки пота, скользящие по животу вниз и пропадающие под резинкой синих спортивных штанов. - Посиди пока так, - напомнила я о своем существовании, - я принесу спирт. Мужчина поспешно мотнул головой в мою сторону, щуря глаза во мраке. - Прости, - хрипло извинился он и это был самый сексуальный звук из тех, что я когда-либо слышала. Марля, смоченная в спирте, скользила по сильным плечам, стирая пот и вызывая мурашки по всему его телу. Я мягко вытирала бока, когда он неожиданно перехватил мою руку, накрывая своей ладонью мою и прижимая ее вместе с марлей к животу. - Я оплачу твое лечение, - шепотом произнес он, находя мои глаза в полутьме квартиры. - Мое лечение? - я присела на диван рядом с ним, водя пальцами по горячему животу. Мне хотелось гладить его, представляя, как через мою кожу в его замерзшее от времени тело проникает согревающая любовь. - Да, прости, - его низкий голос был словно бы свинцовый и, казалось, прибивал к земле безмятежно летящие за окном снежинки. Его живот напрягся и через несколько секунд я была утянута на диван, а затем и в самый долгий в моей жизни поцелуй. Не знаю. Вышло у него отчаянно. Мне показалось, что я даже слышала всхлип между своих губ. Я не знаю, чего он пытался добиться, но это не был поцелуй флирта или поцелуй страсти, скорее отчаянной нужды чужих губ и чужих прикосновений. Губы у него были сухие и чуть треснули сбоку у рта, пах он сладким сиропом от кашля и совсем немного горькой таблеткой жаропонижающего. Он пил мой воздух, мой кислород, он пил мое скопленное годами тепло, впиваясь пухлыми губами в пропитанную нежностью плоть. Я любила его и каждая клеточка во мне также. И если он хотел выпить мою душу за этот поцелуй, я с радостью готова была расстаться с ней. Ему не нужна была ни я, ни мое тело, ни мое прошлое и будущее, он черпал прямиком из моей раскрытой души и не мог напиться. Колодец моей любви был бездонен, а изголодавшийся по настоящему и честному, он, словно безумец, припадал к моим раскрывающимся для него губам и пил, пил, пил... - Ифань? Он разорвал поцелуй, хватая широкими горячими ладонями мое лицо. - Мне плохо, - сжимая мои щеки и болезненно хмуря брови, заглядывая в мои глаза так, словно бы там были ответы, - мне очень плохо, - вкрадчиво, как будто пытается объяснить ребенку. - Я знаю, - очень тихо, проводя подушечками пальцев по морщинкам на лбу, разглаживая их и лаская мимолетным теплом. И словно бы услышав мои мысли мужчина отпустил руки, позволяя им плетьми упасть на диван. - Ты мимолетная, а эта зима вечная, - глаза его опустошенно смотрели сквозь меня, - и нет ей конца. А щеки у него были колючие слегка, и мои пальцы мягко сжимали их, в то время как губы оставляли почти неощутимые поцелуи на скулах. Мужчина сдался, обвивая руками мою талию и утягивая за собой под пледы, его голова покоилась в изгибе моего плеча, а руки уютно устроились за спиной. Открыв глаза он наблюдал за мной, а я за ним. Совсем другой человек, думалось мне, и я не знаю его и вовсе. И глаза у него темно- шоколадного цвета, домашние, добрые. - Если бы я была твоей женщиной, - неожиданно спросила я, водя раскрытой ладонью по его голым лопаткам, - какая бы жизнь меня ждала? Он внимательно изучил мое лицо, после чего хмыкнул и завел пальцы в мои растрепаные волосы, аккуратно поглаживая шею и виски. - Даже мысль об этом для меня уже роскошь, - грустно улыбнувшись вникуда признался он, - у меня много женщин, в моей постели и в моем кошельке, и ни одной в моей жизни. - Я все это знаю, Ифань, - голос мой был негромкий, а усилившийся за окном снегопад только способствовал вскрытию болезненных душевных язв. Мужчина прижался ко мне ближе, и я ощущала его всей своей кожей, потому что он был везде, и он отчаянно нуждался в моем теплом от нежности теле. - Я не хочу думать об этом сейчас, мысли подобного рода... - он неожиданно перешел на китайский, - заставляют меня чувствовать насколько граненым может быть понятие одиночества. Я лишь приподняла голову и поцеловала его в колючий подбородок, на что он снова поймал мои губы, уже мягче и терпеливее терзая их неспешными неглубокими поцелуями. - Как тебе мой китайский? - тихо поинтересовался он, сжимая меня в своих объятиях под тремя теплыми пледами и дыша мне куда-то в макушку. - Красивый, благодаря твоему голосу, - призналась я, блаженно прикрыв глаза и наслаждаясь тонким запахом его тела, - хотя сам по себе китайский звучит неважно, ровно, как и французский, кстати. Не люблю эту галантность и шарм. Мужчина тихо засмеялся, целуя меня в волосы. - На утро мы проснемся чужими людьми, потому что тебе нужно держать марку стеклянного принца, я понимаю. Но знаешь, если бы я была твоей женщиной, я бы любила тебя каждый день также, как любила сегодня и на утро для меня это не изменится. Его рука на моей спине остановилась, пальцы прекратили перебирать волосы. И он ничего не ответил. Мне не нужны были его ответы. Я знала их наизусть. Вселенная подарила нам волшебную снежную ночь середины октября, где я вдыхала его родной запах, а он пил любовь из моей раскрытой души. Мы оба мечтали о каком-то будущем этой ночью и в комнате стоял аромат сладкого разочарования и запах разбитых мечтаний. Утром было еще сумрачно и снег падал огромными хлопьями, скрывая под собой серый мокрый асфальт. Ифань слабо улыбался мне, виновато пряча глаза, пока пил лекарства и ковырял завтрак, поджимал пальчики в теплых махровых носках и сбрасывал все входящие вызовы. - Не забывай пить лекарства, возможно за выходные поправишься, - наставляла его я, словно маленького мальчика. - В понедельник съемки рекламы в бассейне, без толку, - он усмехнулся и только махнул рукой. На пороге я рассеянно улыбнулась, надеясь не разреветься прямо ему в лицо и пожелала хороших выходных, на что он только кивнул, открывая дверь. И я пошла, оставляя следы на заброшенной дорожке заброшенного парка. Я думала, что немедленно же разрыдаюсь, но слез не было. Я понимала и принимала жизнь без иллюзий, в этом был мой плюс. Где-то через двести метров я остановилась, слушая завывание ветра, я замерзала, становилась стеклянной и холодной. Так вот как на самом деле рождаются эти стеклянные божки - их окунают в любовь, а затем в одиночество - рецепт проверенный и явно рабочий. Никаких сожалений. Только Париж этим утром казался мне особенно горьким. И глупого шлепанья по аллее было не слыхать...