Пропустив прядь волос сквозь пальцы, я сделал шаг навстречу птенчику, надеясь, что однажды мне удастся проникнуть в его голову.
— Тенери, надеюс-сь, ты поверишь ис-скреннос-сти моих с-с-слов, но я дейс-ствительно иногда тебя не понимаю. И буду очень рад, ес-сли ты вс-се же будешь объяс-снять мне, тугодуму, почему я не должен был получить удовольс-ствие.
Авис тяжело вздохнул, заставив меня на секунду поверить в верность собственного определения.
— Я успел раньше, чем ты… Это нечестно.
Я бы рассмеялся в голос, если бы не боялся спугнуть малыша.
— И я все еще чувствую, — сделал он паузу, — что ты не получил удовольствие.
В последнее время наши разговоры приобрели одну, ярко выраженную направленность, что меня несколько тревожило. Ханжество и борьба за нравы были здесь совершенно не при чем. Проблема заключалась именно в моем желании баловать и потворствовать, которое так приятно сочеталось с потребностями моего невольного подопечного…
Но тронуть его я не мог.
Вернее, я бы с удовольствием дал себе такое волнующее разрешение - протянуть руку на чужую территорию, но сначала нужно было открыть правду… Вот только тогда Тенери вряд будет переживать о моих желаниях. Скорее всего, ему навсегда опротивит один мой вид и, уж тем более, прикосновения, которые он принимает с охотой и наслаждением сейчас.
Снова крадя у жизни кроху счастья, я коснулся пальцами оголенного плеча. Тенери вздрогнул. Его дыхание выровнялось, однако он не спешил покинуть мое общество.
«Стоит тебе лишь узнать, то, что вертится на моем языке, как ты навсегда исчезнешь из моей жизни, — размышлял я. — Ты решишь, что я подло воспользовался твоей доверчивостью и своим положением названого опекуна… И будешь прав.»
Но и оттолкнуть тебя, когда ты так близко и веришь мне безраздельно. Мне одному. Вне моих сил.
— Я, кажетс-с-ся, понимаю, о чем ты думаешь. И вряд ли поверишь, но я тоже с-с-создан из плоти и крови. Близос-сть невероятно приятна мне, — я сделал паузу и снова коснулся притягательного плечика, — даже если окончательная точка не достигнута. «Ведь это не является самоцелью.»
Птенчик, конечно, не поймет меня. Откуда ему знать, что это такое — находиться рядом с собственным наваждением. Иметь возможность дышать одним воздухом, сидеть под одним небом и любоваться одними созвездиями… Или так, как сейчас — чувствовать сердцебиение, легкое дыхание, горячую кожу, не защищенную ничем…
— И мне дос-ставляет море удовольс-ствия видеть, как хорошо тебе, — не сумел я сдержать длинный язык.
Тенери наконец приподнялся на локти, показывая заалевшие от смущения щеки. Он внимательно и очень сосредоточенно вглядывался в мое лицо, словно ища подтверждение моим словам.
— Правда? — по-детски наивно вдруг спросил птенчик.
— Ис-стинная правда.
Наши взгляды были так близко. Даже наши тела не могли помочь душам соприкоснуться двумя оголенными нервами. Живот скрутило. Еще секунда, и я соскользну в пропасть, из которой не выбраться.
— Значит, все в порядке? — вдруг спросил Тенери.
Его ресницы не дрогнули. Дурман развеялся, позволяя крепче держать себя в руках. В голове забрежила едва ощутимая мысль…
Шумная птица пронеслась мимо входа в пещеру, пронзительно вскрикнув — день окончательно развеял сумрак. Мы с трудом — и со стыдом со стороны Тенери, оторвались друг от друга, возвращаясь к делам насущным.
***
После того, как я, уединившись, снял напряжение, пещера, а вернее, ее обустройство потребовали всех моих сил и внимания, отвлекая ненадолго от размышлений.
Место для костра и простые лежанки были давно готовы. Следующими вопросами на очереди стояли пропитание и климат новых земель.
Охотился в нашей паре я. Судя по тому, что мелкий зверь обладал мехом, приходилось задумываться о продолжительных холодах, которые требовали тщательной подготовки. А это, в свою очередь, означало необходимость запасов и элементарной одежды.
С холодами я стану вялым и медлительным, а значит, от меня будет мало толку. Следует запастить хворостом и насушить мяса — в ловле дичи зимой я смогу рассчитывать только на смекалку и хитрость. Ависы и вовсе не охотники — исконно птицы кормились собирательством, ягодами, плодами, к мясу они пришли гораздо позже и эта пища не входит в число излюбленных лакомств Ависов.
Освежевав очередную тушку к обеду, я бережно промыл шкуру в проточном ручье и подвесил на сухую ленту травы за отверстие глаза, рядом с остальными, коих набралось немало. К счастью, дичь водилась в избытке. Еще немного, и можно будет достать припрятанную иглу и нити, из заплечного набора, с которым я отправился в путь. Тенери не должен мерзнуть.
После сытного обеда мы отдыхали. Температура в разгар дня лишала воли двигаться и потому мы наслаждались блаженными часами отдыха в прохладе пещеры.
***
Раскаленная колесница Огненного ящера пронеслась по небу и канула за горизонт — дела остались ожидать до завтра.
Тенери тоже вносил посильную лепту, облетая близлежащие земли. Вечером он рассказывал том, что видел, делился сделанными открытиями и наблюдениями.
В юго-восточной части побережья отыскалось устье реки.
Разумные существа испокон веков селились рядом с источниками пресной воды, а значит, это был хоть какой-то шанс встретить разумных существ — Нагов или Ависов, не важно. Но до этого еще далеко.
Сначала предстоит хорошо разведать местность, узнать побольше о погоде и обзавестись достаточным количеством скарба для длительного путешествия…
— Роскарус, — вывел меня из раздумий оклик птенца, пригревшегося на своей лежанке.
— Да?
— Ты ведь помог мне получить удовольствие, и я подумал, — голос дрогнул, — подумал, что могу сделать для тебя то же самое.
========== Перышко двадцатое ==========
Похоже, яд возымел весьма странный эффект… Впрочем, я постоянно упускаю из вида тот факт, что птенцу всего пятнадцать и физиология требует положенного.
Прошло около двух месяцев с тех пор, как Тенери чувствует себя лучше. Морской воздух, регулярное питание и множество полетов сделали свое благотворное дело, способствуя восстановлению молодого организма — Авис абсолютно здоров.
Раны же душевные излечены благодаря забвению. И могущественная природа требует причитающегося.
Вот только как себя вести мне, желающему разделить деликатную проблему подопечного, но, в то же самое время, получить гораздо больше, чем его тело. Мне нужны твое сердце и душа Тенери, а для этого я обязан раскрыть правду… которая убьет в тебе всякое желание приближаться ко мне.
Пауза затягивалась, из угла напряженно сопели.
— Тенери, мне очень приятно, что ты хочешь подарить мне нас-слаждение, — деликатно начал я, — но ты отнюдь не должен чувс-ствовать с-с-себя обязанным.
— Я не чувствую себя обязанным, — тут же раздался строптивый голосок, — я так хочу.
Похоже, я не ошибся в планах судьбы наказать меня жестоким и довольно изощрённым способом.
— Ты сам сказал, что в этом нет ничего необычного, что это естественно, и я подумал… что мы могли бы делать это друг для друга.