Иллюзия банковского союза
Вернемся в Европу 1914 года, когда президент Французской республики Раймон Пуанкаре провозгласил лозунг о «Священном союзе», подхваченный многими политическими деятелями: Францию «героически защитят все ее сыны, и ничто не разрушит Священный союз [народа] перед лицом врага»[31]. В 2014 году речь идет совсем о другом союзе, которым гордятся наши правительства: о банковском союзе, призванном стабилизировать европейские банки. Достижение более чем умеренное, если учесть, что этот союз может спасти только два банка среднего размера и что он начнет функционировать более или менее удовлетворительно не раньше 2025 года. Пока не оздоровлена финансовая система и размеры банков не сокращены до приемлемых, так чтобы ни один из них не мог назваться «системным», и пока они не располагают более существенным уровнем собственных капиталов, – такой тип банковских союзов останется ложным решением, полезным исключительно для коммуникации внутри брюссельской администрации[32]. Именно системный характер национальных банковских лидеров и опасен, ибо в особо критические моменты подвигает правительства перекладывать расходы на спасение банков скорее на плечи налогоплательщика, чем на владельца акций и облигаций, под предлогом, что это якобы сокращает риск дефолта или банкротства. Однако обязывать налогоплательщика без всяких компенсаций платить по счетам банков, хотя в их трудностях он совершенно не виноват, во-первых, несправедливо и, во-вторых, ведет к обеднению населения.
Защитить налогоплательщиков и предусмотреть ответственность держателей акций и облигаций – это и означало бы создать финансовую систему из банков разумного размера, способных принять всю полноту ответственности, то есть объявить о реальном банкротстве, если их стратегия оказалась слишком рискованной.
Планы жесткой экономии
Как уже говорилось в начале главы, попытки удовлетворить финансовые рынки проходят через принятие правительствами планов по установлению режима жесткой экономии. Финансовые рынки реагируют на них позитивно только в том случае, если они действительно строги. В обратном случае рынки представляют их слишком запоздалыми или слишком поверхностными. Может быть, чтобы ублажить их, следует снизить заработки европейских рабочих до уровня вьетнамских или индийских, чтобы Европа, наконец, обрела конкурентоспособность? Полно! Такая политика по-настоящему опасна. Она прекаризирует занятость и обедняет работников. Еще шаг, и ради удовлетворения финансовых рынков мы вернемся к началу XIX века, в эпоху без пенсии, без социального страхования…
Парадоксально, но факт: финансовые рынки, столь одержимые проблемой стоимости рабочей силы, должны были по этой логике весьма встревожиться по поводу перегибов в окладах и премиях некоторых директоров банков или компаний (см. следующую главу). Им стоило бы плотнее заинтересоваться непомерными дивидендами и тем, во что они обходятся фирмам. Но нет, этим проблемам уделяется куда меньше внимания.
Диктатура финансовых рынков
Желание ограничить влияние финансовых рынков воспринимается как кощунство. Почему? Различные институции из кожи вон лезут, чтобы – без особого, впрочем, успеха – успокоить рынки, которые им предстают как иррациональные, как только они реагируют падением на вроде бы хорошие новости. Но разве сами эти институции не проявляют себя тем самым как вполне иррациональные? Если, как тому учит современная теория финансов, финансовые рынки часто ведут себя иррационально, то пытаться их усмирить – не только иллюзорно, но и способствует их тенденции к иррациональности.
Но кто скрывается за финансовыми рынками? Электронные боги современной эпохи, чьи не подлежащие обжалованию приговоры появляются в режиме реального времени на наших экранах? Нет, все прозаичнее. Могущественные участники процесса, такие как инвестиционные банки и хедж-фонды, манипулируют (или по крайней мере пытаются манипулировать) эти ми же рынками, чтобы преумножить вложенные деньги. Эти действия вызывают колебания биржевых курсов, кажущиеся случайными, и загоняют экономику на опасные виражи.