— Хорошо, пойду туда. Она где находится?
— В Щелкове. Я вам адрес напишу и нарисую, как туда добираться, чтобы впустую не терять времени. Если вы в самом деле намереваетесь идти туда с повинной, штрафовать вас за отсутствие регистрации за ноябрь бессмысленно. Я только сделаю ксерокс с вашего паспорта. Но если вы вдруг передумаете и останетесь жить у нас, тогда не обессудьте. Такой штраф припаяю, по сравнению с которым наказание за убийство покажется рахат-лукумом.
Милиционер сделал ксерокопии нужных страниц паспорта, после чего подробно нарисовал Андрею дорогу от станции Щелково до прокуратуры.
Выйдя из отделения милиции, Андрей посмотрел на часы и задумался. С одной стороны, пока есть запал, нужно сразу ехать в прокуратуру. Вдруг доберется до дома, и вся решимость пропадет? С другой стороны, если явится в прокуратуру без пистолета, его, чего доброго, как и в милиции, примут за сумасшедшего. Нет уж, туда нужно идти в буквальном смысле слова во всеоружии. Значит, нужно забрать из тайника пистолет. После короткого раздумья Андрей торопливо направился в сторону дома, не доходя до которого он свернул в сторону сквера, где в укромном месте у него был спрятан пистолет.
Глава 66
ПРЕВЕНТИВНЫЙ УДАР
Не дождавшись ответа, теперь уже Опрышко нажал на кнопку звонка. У него оказалась более легкая рука, чем у Руслана.
— Кто там? — послышался заспанный мужской голос.
— Андрея можно?
— Какого еще Андрея?
— Сереброва.
— Зачем?
— Это вы?
— Положим.
— Андрей, я знакомый Натальи Козельской. Поскольку я живу неподалеку отсюда, она попросила меня передать вам сувенир и письмо.
Послышалось звяканье цепочки, щелканье замков — нижнего, верхнего. Наконец дверь приоткрылась, и Опрышко вошел в квартиру. Коридор был освещен лишь крошечным бра, одним из двух, висевших по бокам ростового зеркала. Взлохмаченный парень в футболке и трусах собрался было закрыть дверь, но Опрышко предостерегающе сказал ему:
— Я не один.
Тут же в квартиру просочился Руслан. Парень спокойно закрыл дверь на оба замка, накинул цепочку. А дальше произошло то, чего незваные гости ожидали меньше всего: бесшумно появившиеся из комнаты и из кухни мужчины защелкнули на них наручники. Все было сделано настолько профессионально, что стало ясно — кричать или сопротивляться не имеет смысла.
К тому времени, когда приехали Турецкий и Яковлев, собровцы уже проверили документы задержанных и установили субординацию: Опрышко — командир, Руслан — подчиненный. Сейчас они сидели в разных комнатах.
— Ты что думаешь, бога за бороду поймал? — усмехнулся Захар Захарович, когда Турецкий стал внимательно изучать его документы.
— Закрытое акционерное общество «Холод лимитед», — прочитал тот удостоверение начальника охраны. — Получается все-таки, вы действуете с подачи Синькова.
— С его, конечно. Это их, пермские, дела. Мы тут всего лишь оказываем гуманитарную помощь.
— Нет, Синьков вас не выдал, — словно упреждая вопрос Опрышко, сказал Александр Борисович. — Как раз он старательно вас выгораживал. О чем, кстати, потом пожалеет.
— Да нас особенно и выгораживать нечего. Мы люди мирные, ничего дурного не совершили. А простите, вы почему свой документик не предъявляете задержанным? Нам ведь тоже интересно знать, с кем имеем дело. Сейчас ведь время лихое: оборотни в погонах встречаются.
Удостоверение Турецкого явно сбило с него спесь.
— Да, так вот. — Александр Борисович взял стул и, придвинув его, сел рядом с Опрышко. — Надеюсь, Серебров лично вам ничем не насолил? Вы просто выполняли заказ?
— Ну, если Серебров одного сделал инвалидом на всю оставшуюся жизнь, а у другого разгромил студию, в которую вложены большие деньги, то им могла бы заняться и милиция. Если же его пять лет оставляют безнаказанным…
— То приходится прибегать к самосуду, — закончил за него Турецкий. — Вы это хотите сказать?
— Представьте себе. На вашего брата, силовика, надежды у людей нет.
Ничего не сказал в ответ Турецкий. Тяжело ему было слышать такие слова, да и не впервые пришлось. Отовсюду доносится ропот недовольства милицией.
— Захар Захарович, где сейчас Серебров?
— Мне-то откуда знать? — пожал тот плечами. — Я этого Сереброва в глаза не видел.