Начальник бригады раздраженно ответил, что инвалида Дергачева он не знает и вообще крайне редко позволяет использовать себя в роли посыльного. В принципе, им это запрещено. Может что-нибудь передать, но только если попросят очень хорошие знакомые. Есть у него в бригаде двое усатых. У одного такое удлиненное лицо, что за версту видно. Поэтому с ним разговаривать — только время напрасно терять. Со вторым — его тоже можно было назвать круглолицым с огромной долей условности — поговорили, но к инвалиду в коляске он не заходил.
— Иметь бы детектор лжи, — мечтательно произнес лейтенант. — Без него нам туго придется. Кому охота признаваться, что передавал большие деньги.
Яковлев согласился:
— Нужно ужесточить вопрос. Если вдобавок этот проводник толкнул коляску под цементовоз, сразу предупреждать, что инвалид выжил, скоро придет в себя и тогда все равно укажет виновника происшествия.
Сегодня оставалось проверить прибывающий поезд. Если там не найдут, тогда нужно, чтобы московские оперативники прошлись по «Каме», которая уезжает вечером.
Они наскоро пообедали в привокзальном кафе, после чего Урусов поехал в управление, а Володя отправился в милицию. Он надеялся, что Дергачев пришел в сознание и сможет разговаривать, однако этого не случилось. Тогда Яковлев тоже пошел в управление. Оттуда он позвонил Турецкому, доложил о ходе следствия и заодно морально подготовил коллег к тому, что вечером, возможно, им придется отправиться на Казанский вокзал.
Предусмотрительный Урусов позвонил на вокзал — узнать, не опаздывает ли «Кама». Благо, поезд ехал по расписанию, бригадир был уже предупрежден о том, что в Перми вся мужская часть бригады должна явиться в кабинет начальника вокзала. Яковлев не стал детализировать, мол, чтобы пришли только усачи. Тут же начнется лишняя паника. Хотя если приглашают только мужчин, ежу ясно, что кто-то из них проштрафился.
Прежде чем разговаривать с бригадиром поезда, Володя посмотрел в отделе кадров анкеты проводников этого поезда, человек пять носили усы. Они тоже явились в числе других в кабинет директора.
Яковлев обратился ко всем сразу:
— Дней пять-шесть назад возле дома номер двадцать четыре по Кавалерийской улице кто-то из проводников получил от инвалида-колясочника деньги, чтобы передать их в Москву. Как теперь выяснилось, инвалид был введен в заблуждение. Деньги у него выудили большими хитростями. Теперь он передумал и хочет забрать деньги обратно. Поскольку это все его сбережения, мы, сотрудники милиции, хотим помочь ему. Сам он плохо себя чувствует и сегодня не может прийти на опознание. Сможет явиться лишь через несколько дней. Поэтому, чтобы не терять времени, мы хотели узнать, не получал ли деньги от инвалида кто-нибудь из вас?
Наступило минутное затишье, которое нарушил скрипучий голос:
— Положим, я брал у какого-то инвалида деньги. Что из этого?
— Так я и думал! — в сердцах сказал бригадир. — Вечно с тобой, Куницын, что-нибудь случается!
— А что тут особенного? — начал оправдываться тот. — Я уже и не помню, когда со мной что-нибудь случалось.
Поблагодарив всех, оперативники отпустили проводников, оставшись с Куницыным. Выяснилось, что деньги он получил в тот день, когда коляска Дергача опрокинулась от удара колеса цементовоза.
— Почему вы встретились на улице, а не дома? Все-таки передача крупной суммы денег…
— Когда я накануне позвонил ему, то сразу сказал, что могу зайти где-то между десятью и половиной одиннадцатого. А оттуда сразу поеду на вокзал. Сергей сказал, что обычно он в это время гуляет. Если погода позволит, то его коляска будет стоять возле подъезда. Если он не выйдет, то я зайду в квартиру.
— Кому вы передали деньги в Москве? — спросил Яковлев.
— Борису Синькову. Это мой старый знакомый по Перми, сейчас в Москве работает охранником.
— Он подошел к поезду или вы завезли деньги ему домой?
— К вагону пришел. Мы еще раньше договорились, что подойдет к прибытию.
Урусов спросил:
— А если бы вдруг по каким-то причинам Синьков не явился, вам известны его московские координаты адрес, телефон?
— Конечно. Знаю и домашний телефон, и рабочий.
Глава 56
ПОТЕРЯ СОЮЗНИКА
В пятницу утром Андрей поехал на Большую Бронную в агентство по охране авторских прав. Там он разыскал отдел, занимающийся регистрацией музыкальных произведений, где по возможности складно изложил историю с тремя песнями Янины, которые Репина приписала себе.