— Я никак не пойму, чего вы добиваетесь, — холодно ответила инспекторша.
— Неужели непонятно? Хочу, чтобы агентство указало настоящего автора этих песен.
— То есть вы хотите, чтобы я без всяких доказательств зачеркнула одну фамилию и поставила другую?
— А какие доказательства нужно представить?
— Источником авторских прав является факт публикации вашего авторского произведения. Это, так сказать, исконный и главный источник прав автора. Если вы покажете мне, что эти песни опубликованы раньше под другой фамилией, это будет убедительный аргумент.
— Публикаций не было. Но Муромцева исполняла свои песни публично, на выступлениях в клубах. Разве сам акт творчества не является более весомым источником прав автора?
— Его не всегда можно доказать в рамках стандартной юридической процедуры.
— Даже если есть свидетели?
— Не смешите меня. Разве мы можем пришпилить устные свидетельства к официальной бумажке, на которой указана автор Репина, даже если слышали эти песни от Муромцевой собственными ушами.
— Вы напомнили мне старый анекдот. — Андрей нервничал и пытался сам себя успокоить. — Встречая иностранную делегацию, Брежнев начинает читать по бумажке приветственную речь: «Дорогая госпожа Индира Ганди…» Референт испуганно дергает его за рукав и шепчет: «Леонид Ильич, это — Маргарет Тэтчер». Тот говорит: «Сам вижу, что Тэтчер. Но ведь тут написано Ганди».
— Аналогия неуместна, — с каменным лицом ответила женщина. — Я понимаю вашу язвительность. Больше того, я допускаю, что вы правы на все сто процентов. Подобные случаи в нашей практике встречаются сплошь и рядом.
— Если случаются, значит, аналогия уместна.
— Нет. Законодательства большинства стран придерживаются принципа, что авторство определяется по факту публикации. Можно, скажем, предъявить договор с издателем, где черным по белому прописано имя автора. Устные же подтверждения — слишком эфемерная вещь. Но сейчас дело не только в этом. Не кажется ли вам, — она строго посмотрела на Андрея, — что такая возня не просто далека от этических норм, а попахивает кощунством? Певица трагически погибла. А мы вдруг станем вымарывать ее имя.
— А когда, по-вашему, можно начинать восстанавливать справедливость?
Инспекторша растерялась:
— Ну, я не знаю. Ведь считается, что душа покойника, кажется, покидает наш мир на сороковой день. Но… Даже если Репина была бы жива, изменить регистрацию можно только с ее согласия. Никакие свидетельства посетителей клубных вечеринок для нас не аргумент.
— Скажите, что будет, если настоящий автор обратится в суд? Ведь можно произвести музыкальную экспертизу. Муромцевой присущ свой оригинальный стиль. И как композитору, и как поэту. Его ни с чем не спутаешь. Репина же раньше никогда вообще не сочиняла. И вдруг сразу три песни, одна лучше другой, все станут шлягерами. Какие могут быть сомнения насчет плагиата?
— По приговору суда мы, безусловно, изменим регистрацию и передадим «копирайт» другому. Дерзайте, добивайтесь.
Вечером Андрей позвонил Янине и подробно пересказал ей свой разговор с инспекторшей.
— Ситуация запутанная. Тебе нужно подавать иск в суд, — решительно заявил он.
Муромцева запротестовала:
— Не хватало еще мне судиться с мертвецом! Инспекторша по всем статьям права насчет кощунства. Тут и крыть нечем. Если бы Репина была жива, еще куда ни шло. Хотя тоже противно и, наверное, бесполезно. Но сейчас я об этом и слышать не хочу.
— Неужели ты способна допустить, чтобы созданные тобой произведения кочевали под чужим именем?! Сущая нелепость. Причем это же не какие-нибудь однодневки. Их могут включать в песенники, они будут звучать годами. И никто не узнает, что они украдены у тебя.
— Ну и пусть, — хмыкнула Янина. — Подумаешь, украли три песни. Не Обеднею. Я за месяц десять новых сочиню, еще лучше. А стану таскаться по судам, превращусь в заурядную жалобщицу. Буду ходить по инстанциям и качать права. Больно мне это нужно. И не уговаривай, Артур.
Он так давно не разговаривал с ней, что даже сам забыл, каким именем представлялся. Сейчас оно прозвучало для Андрея почему-то оскорбительно.
— То есть ты готова сдаться без боя всему этому кошмару: плагиату, «фабричным» малолеткам, всякой шушере!
— Лучше я уйду в андеграунд. Песни будут. В каком контексте, в каком виде — другой вопрос. Но марать руки о всякую шушеру я не намерена!