— «Дело пятилетней давности об убийстве эстрадного певца Игоря Прыжкова, — читал Александр Борисович Романовой, — вновь оказалось в центре внимания правоохранительных органов. Вчера в МУР была вызвана для дачи свидетельских показаний известная певица Татьяна Светлоярова. В свое время именно эта популярная исполнительница послужила косвенной причиной скандала, разгоревшегося 10 ноября 1999 года за кулисами Дворца государственных торжеств, когда во время праздничного концерта, посвященного Дню милиции, Прыжков был застрелен. Следствие так и не обнаружило виновника рокового выстрела, и дело было прекращено. Теперь оно возвращено для доследования. Сыщики интересовались у Светлояровой поведением молодой участницы того концерта пермячки Н. Козельской, ныне являющейся солисткой оперы Большого театра. Как сообщил нам информированный источник из руководства МУРа, в поле зрения силовиков попал новый подозреваемый — знакомый Козельской по музыкальному училищу, исполнявший в то время функции ее продюсера». Ну не идиотка ли! — на этот раз вслух высказал Турецкий свое мнение о Светлояровой.
— Серебров может прочитать.
— Да черт с ним — он и без того прячется. Меня волнует, что прочитают его преследователи. Не будь этой заметки, они могли засветиться в аэропорту или возле дома Козельской. Теперь постараются связаться с ней по-другому.
— Будут ей звонить.
— Возможен и такой вариант. Хотя догадаются, что ее телефон будет прослушиваться.
Романова попыталась успокоить шефа:
— Александр Борисович, ведь мы в любом случае поговорим с Козельской раньше — встретим ее в аэропорту.
— Теоретически так. Если у них нет сообщника среди пассажиров. И потом: мы пока не знаем, где находится Серебров, где находятся преследователи. Может, все они сейчас в Перми. Короче говоря, надо немедленно вырвать у этого Синькова максимум информации. Жди меня. Как ехать в этот Электродный проезд?
Глава 61
ПРЕРВАННЫЙ СЛЕД
Вслед за секретаршей директора они подошли к свободной комнате. На дверях поблескивала стеклянная табличка «Переговорная». Открыв дверь ключом, секретарша зажгла в комнате без окон свет, заученно предложила гостям кофе и, когда те отказались, ушла.
Здесь была совершенно немыслимая духота. В другом месте с этим можно было бы смириться. Но когда находишься в организации, являющейся, можно сказать, монополистом холода, жара вызывает легкое раздражение. Попытки включить кондиционер оказались бесплодными — испорчен.
Посредине комнаты стоял круглый деревянный стол, вокруг него — несколько массивных стульев. Стулья выстроились и вдоль одной из стен. Но для нынешней встречи было достаточно трех. В «переговорах» участвовали Романова, только что приехавший — Турецкий и Синьков. Борис ежеминутно поправлял пятерней спадавшие на лоб волосы. Его высоко поднятые брови придавали лицу испуганное выражение. Он напоминал не выучившего урок школьника, который с большой долей вероятности ожидает вызова к доске.
— В Перми показания дали Ледовских и проводник Куницын, — сказал ему Александр Борисович. — В своих признаниях оба были весьма откровенны. Поэтому мы вышли на вас и, стало быть, знаем, что происходило до того времени, когда вам были вручены деньги — тысяча пятьсот долларов.
— Тысяча четыреста, — поправил Борис осипшим от волнения голосом.
— Странно. Ледовских утверждал, что через Силуянову передал Дергачеву полторы тысячи. В данном случае какой смысл ему обманывать? К тому же непонятно, откуда появиться такой странной цифре — тысяча четыреста. Что это за тариф? Обычно подобные суммы кратны пятистам. Значит, сто долларов прилипли к рукам Силуяновой, Дергачева или Куницына. Насколько я разбираюсь в психологии, молодая женщина вряд ли способна совершить столь дурацкий поступок.
Галина едва заметно улыбнулась Турецкому, словно благодаря его от имени всех молодых женщин за высокую оценку их интеллектуальных и моральных качеств.
— Куницын это вряд ли сделает, — пробубнил Борис. — А вот за Дергачем не заржавеет. Разве можно доверять ему деньги!
— Кстати, вам известно, что он сейчас находится в больнице?
— Первый раз слышу.
Турецкий рассказал ему, при каких обстоятельствах дергачевскую коляску опрокинул цементовоз.
— Тогда точно он, — уверенно произнес Синь-ков. — Заныкал «бенджаминку», а на другой стороне улицы, к примеру, есть пункт обмена. Вот он туда и намылился.
Борис пустился в пространные рассуждения, связанные с воровскими замашками Дергача. Он обозлился на него за деньги, украденные, по сути дела, у его шефа. Кроме того, ему хотелось подольше поговорить на эту тему, чтобы не переходить к другой, которая, чувствовал, будет неприятной. Однако тут от него мало что зависело. Александр Борисович решительно прервал синьковские словоизлияния, спросив: