В следующем 1776 году при подготовке переселения очередной партии крепостных на благодатские заводы стихийно возникло вооруженное сопротивление, крестьянские ходоки явились с челобитной к казанскому генерал-губернатору князю Мещерскому. Спешно началось разбирательство. Бунт крепостных был крайне опасен, еще свежо было в памяти людей восстание 1773 года под предводительством
Емельяна Пугачева. Его ватага в Пермской губернии крепко погуляла, пыталась взять Кунгур, штурмовала и взяла Осу…
Сенат срочно дал распоряжение князю Мещерскому «до точного рассмотрения» крестьян «оставить в настоящих их жилищах».
Разбирательство выявило грубое нарушение законов. По указу 1762 года продавать и покупать крепостных имели право только дворяне, Походяшин к ним не принадлежал. Но у него были заводы, рудники, деньги, а вот работных людей не хватало, и он стал искать выход из крайне тяжелого положения. Обер-прокурор сената Всеволожский мог провести и незаконную сделку. Сговор состоялся в обход законов под видом продажи Пожвинского завода с припиской к нему крепостных, затем — отказ от покупки завода и купля крепостных. В Горной коллегии узрели в изменчивых прошениях сенатора и купца махинации, узрели, однако не смогли не уважить богатого просителя. И было бы все шито-крыто, не случись бунта крепостных. Он был воспринят настолько серьезно, что в результате проверки сенат принял строгое решение о конфискации Пожвинского завода. Но большинство сенаторов выразили свое несогласие с этим решением, и дело затянулось на долгие годы. Только в 1789 году именным указом Екатерины II сделка была признана незаконной. Императрица повелела «сие дело поставить в его первобытное состояние».
Походяшин все-таки купил у сенатора Всеволода Алексеевича Всеволожского несколько партий крепостных и успел переселить их на Сосьву. Среди этих крестьян был мальчик Ваня Журавлев со своими родителями.
О богатейшем Верхотурском купце первой гильдии Максиме Михайловиче Походяшине ходили легенды. Его усадьба занимала целый квартал, а в деревянном доме было тридцать богато обставленных комнат. Хозяин любил принимать у себя и угощать сибирского генерал-губернатора Дениса Ивановича Чичерина. На своем Луковском заводе он принял пышно и нагрянувшего туда Пугачева, и тот не тронул ни купца, ни завода. При женском монастыре за свой счет Походяшин выстроил два храма, которые и сейчас украшают Верхотурье.
Жертвуя на храмы, раздавая милостыню, выплачивая рабочим жалованье за целый год вперед, как же мог Походяшин допустить, чтобы крепостных крестьян, купленных в Соликамском уезде, перегоняли скованными, словно рабов, за четыреста — пятьсот верст? Как это могло случиться? Ведь он сам выбился из нищеты.
Походяшин первоначально был верхотурским ямщиком, то есть принадлежал к особому сословию людей, «для которых гоньба была не промыслом, а повинностью; они обязаны были возить казенную кладь и служилую челядь, следовавшую из России в Сибирь и обратно».
Жил Походяшин в крайней бедности и не раз пытался поправить свое состояние, пускался в поиски залежей медной руды и железа, чтобы обзавестись хоть маленьким заводиком, ан не везло. Но однажды к нему зашел знакомый вогул, показал несколько самородков медной руды и сказал, что знает такое место, где можно набрать много таких кусков, и готов показать его то ли за 10, то ли за 15 рублей (по-разному пишется). А у Походяшина в кармане ни гроша. И тогда он заложил выходной кумачовый сарафан жены, получил деньги и пустился с вогулом в дальнее путешествие за 150 верст на реку Сосьву, в урочище, где в открытую на поверхность земли грядой выступили залежи добротной медной руды, каковую можно было отнести к наилучшей. С тех пор Походяшин стал богатеть и богатеть.