— За работу, — ответил Олег.
— А разве за работу такое звание дают?
— Дают, — ответил Олег.
Да, такая у него была профессия.
То, к чему летчики прибегают только в крайней необходимости, когда самолет попадает в неотвратимую аварию, для Олега Хомутова было обычной работой. Он выполнял ее днем и ночью, на больших и малых скоростях и на разных высотах. Вся его работа — подвиг, повседневный риск во имя жизни тысяч людей. Он испытатель средств
135
спасения — парашютов и катапульт, скафандров. Катапультирование для него было будничным делом.
В детстве Олега манило море. Его дед по матери был матросом и героически погиб в знаменитом Цусимском сражении. Дома фотография деда висела на самом видном месте. И скорей всего, именно эта фотография заронила в душу внука желание стать моряком. Морская фортуна улыбнулась Олегу, но ненадолго. Он поступил в школу юнг, заболел и вынужден был уйти из нее. Позже, после десятого класса, Олег успешно сдал экзамены в Московский авиационный институт. Студентом он впервые в жизни шагнул с парашютом в большое небо. Здесь зародилась его профессия испытателя.
В инструкциях для пилотов сказано, что каждый летчик должен время от времени мысленно помещать себя в аварийную ситуацию, чтобы внутренне быть готовым встретить во всеоружии реальную опасность. Их учат готовиться встретить беду. Учат катапультироваться, учат прыгать с парашютом.
Но прежде чем их будут этому учить, все на себе должен проверить испытатель. Есть такой раздел экспериментов — «опрыгивание» самолетов. Олег Хомутов опрыгивал ТУ-134, ИЛ-62, «Антей», ИЛ-76 и другие самолеты. Он работал с известными летчиками-испытателями, настоящими асами своего дела: Юрием Гарнаевым, Олегом Гудковым, Аркадием Богородским, Валентином Васиным, Эдуардом Еляном.
Сверхзвуковые скорости самолетов потребовали надежных средств спасения для экипажей. Появилась катапульта. Олег Хомутов испытывал многие катапультные установки для самолетов различных конструкций. Это очень сложное и трудное дело — первым определить, насколько просто, удобно и надежно новое устройство еще тогда, когда никто не знает, как оно себя поведет в потоке сверхзвуковой скорости: сработает ли на заданной высоте прибор-автомат, отделится ли кресло. В случае неудачи испытателю, чтобы спастись, остается несколько секунд.
Один из экспериментов на глазах Хомутова кончился трагически. Погиб его друг — Валентин Данилович, первоклассный парашютист. Хомутову пришлось продолжать испытание этой новой катапульты. Ведь подводилась итоговая черта под многолетним трудом ученых, инженеров, конструкторов, производственников. Либо катапульта будет работать, либо надо долго вести новые поиски, делать новые расчеты.
136
Когда Олега спрашивали, бывало ли ему страшно, он отвечал: «Страшно всегда. Вот уж двадцать лет как прыгаю, а страшно и сейчас бывает. Человек ведь не робот. Знает, на что идет… Страх не скрывать надо, а преодолевать».
Конечно же, накануне ему не спалось. Думает. Мысленно готовит себя к любой неожиданности. Продумывает вариант за вариантом, как будет бороться за жизнь по секундам.
Облегчение, спокойствие к Олегу приходило при виде аэродрома. Его обвешивали датчиками, как новогоднюю елку (выражение Олега), облачали в скафандр, сажали в кресло, надевали парашютную систему и отвозили к самолету. Около часа Олег сидел в кабине и дышал кислородом. Затем приходил летчик, хлопал по скафандру: «Валяй, брат!» — «К черту! К черту!» — отвечал Олег.
Истребитель взлетал. Вслед за ним поднималась пара самолетов сопровождения, и на землю обрушивался раскат грома — истребители переходили звуковой барьер, а в небе оставались только три белых линии, прочерченные реактивными птицами.
В кабине перед глазами Олега загоралось табло: «Приготовиться!» Он включал тумблер «Готов», крепко прижимал локти к телу, а голову — к спинке кресла. И, наконец, команда: «Пошел!» Олег тянул рычаг стреляющего механизма и выстреливал себя вместе с катапультой из самолета в небо. В эти доли секунды — самые тяжелые перегрузки. Тяжеленный сверхзвуковой поток воздуха наваливался на него и вдавливал в кресло. Тело казалось расплюснутым.
Он в небе один-одинешенек, без надежды на чью-либо помощь, с верой только в себя. Он не имеет права вмешиваться в работу механизма и обязан, падая камнем вниз, терпеливо ждать, сработает ли прибор-автомат. Только в определенный момент, когда ему станет ясно, что автоматика подвела, должен взять инициативу в свои руки.
Поразительно медленно текли эти томительные секунды. Еще мгновение, еще одна шестидесятая доля минуты. Есть! Браво! Кресло отделилось. А над головой распустился красно-белый парашют. А внизу под ним — земля и такая прекрасная жизнь на ней.