— Значит, говоришь, телеграфист?
— Так точно, телеграфист Аверин.
— Сколько тебе лет?
— Скоро семнадцать.
— Ты был тут, когда ваши все разбежались?
— Нет, я в эту ночь дежурил.
И большевики, рассказав телеграфисту о случившемся, попросили его помочь делу революции — наладить связь.
Осмотрев коммутатор, парнишка сказал, что провода порваны не все, некоторые лишь сняты с клемм. Можно воспользоваться международной линией Копенгаген — Токио. Телеграфист быстро подсоединил нужные провода, включил батареи.
Аверин сел за один из аппаратов и вопросительно посмотрел на Лукоянова, а тот на Толмачева и Решетникова.
— Давайте попробуем, — сказал Василий Иванович. — Может, Копенгаген даст нам Питер или Москву быстрее, чем Вятка?
Но датский телеграфист, строчивший английским текстом, никак не мог понять, почему вдруг неизвестный ему российский город хочет соединиться через Копенгаген с другим российским городом. Да и какое право имела некая Пермь вклиниться в международную линию!
Пришлось извиниться и выключить аппарат.
Прошло не менее двух часов, пока цветные жилки других проводов не были водворены на свои места. Во всех концах зала лихорадочно застучали аппараты.
Вскоре Пермь соединили с Петроградом. Смольный ответил, что он может переключить Пермь на Москву. Туда 11-12 марта переехало во главе с В. И. Лениным Советское правительство.
— У аппарата Свердлов, информируйте! — передал московский телеграфист.
Решетников и Лукоянов продиктовали, что власть в Перми в руках Советов. Воинский гарнизон в основном на нашей стороне. Железная дорога работает, в городе и на вокзалах порядок поддерживают красногвардейские патрули. Буржуазия спровоцировала погром, но он ликвидирован. Жертв пока нет...
— Почему не было связи с Пермью и всей Сибирью?
— Эсеры организовали забастовку телеграфистов. Принимаем срочные меры, — отвечал Решетников.
— Товарищ Свердлов передает свой личный привет Борчанинову...
Василий Иванович тут же бросил Лукоянову и Толмачеву, что Свердлов знаком с Борчаниновым чуть ли не с пятого года.
Затем телеграф стал передавать задание для Перми. Из центра требовали, чтобы все поезда, идущие на восток, большевики останавливали и проверяли, обезоруживали всех проезжих, не имеющих заданий от Советской власти. Надо накапливать оружие и не пропускать бегущую на окраины буржуазию и контрреволюцию. Кроме того, потребовали немедленно взять под надежную охрану золотой запас в банке и усилить охрану телеграфного узла, так как через Пермь идет связь с Сибирью...
Не успел Аверин дать отбой, как началась перестрелка. Стреляли из окутанного осенней мглой Козьего загона. Пули, разбив стекла, впивались в потолок и осыпали зал известковой пылью. На огонь красногвардейцы ответили огнем. Попытка эсеров сначала испортить телеграф, а потом захватить его силой не удалась.
— Сейчас же пришлю сюда подкрепление, — говорил Лукоянов, расставаясь с Решетниковым, — а вот золотым запасом вы, Василий Иванович, наверное, сами займетесь.
— Да, завтра с утра.
— А мы сегодня ночью проверим наш заслон на Перми второй.
Пожав друг другу руки, они расстались.
Федор и Николай продрогли, ожидая извозчика у Гостиного двора. И когда тот появился, что есть духу понеслись на Пермь II. На вокзале они тут же разыскали начальника охраны Павла Малкова.
— Пока все нормально, — сказал Малков. — Разведка нам помогает.
— Какая еще разведка?
— Да очень простая. На станцию Вознесенскую[2] двух наших ребят отправили. Там у них тещи, что ли. А главное, останавливаются все поезда, идущие в Пермь. Так эти ребята по очереди и прощупывают их. На маленькой станции с водокачкой все виднее. Если чего подозрительное — знать по железнодорожному телеграфу дают. Сегодня днем по их телеграмме чуть ли не целый вагон офицеров разоружили.
— А как мост через Каму?
— Тоже все в порядке. Туда мы перевели свои основные силы. Зачем, думаю, на станции лишний шум поднимать. Лучше на той стороне Камы. Место пустынное, насыпь перед мостом высокая. Любой поезд как на ладони. А у моста наши пулеметы. Там и решили устраивать проверку.
Лукоянову и Толмачеву понравилась распорядительность Малкова, но они все-таки решили вместе с ним провести эту ночь у моста.
Уже направились к дрезине, стоявшей у пустынного перрона, когда к Павлу подошел железнодорожный служащий и сунул в руку маленький клочок бумаги.
— Депеша с Вознесенской, — сказал он тихо, исчезая в сумраке ночи.
Малков сдвинул на затылок кожаную кепку, сморщил лоб.
— Что-нибудь серьезное? — спросили враз Толмачев и Лукоянов.
— Да. Три вагона казаков с оружием на подходе к Перми. Разговор будет сердитый.
Дрезина быстро проскочила стрелки. Когда въехали на мост, фермы гулко запели. Внизу под насыпью, слева и справа, горели костры, мелькали фигуры красногвардейцев. Прямо перед мостом на правом берегу были установлены два пулемета.
Ночь уже подходила к концу, когда вдали показался поезд. Над мостом загорелся красный фонарь. Машинист остановил паровоз в нескольких метрах от пулеметов. Высунувшись в окно, крикнул:
— В чем дело?
— Контру ловим! — ответили ему красногвардейцы.
— Это пожалуйста!
— Отцепи пока свой паровоз да постой на мосту. Мы тебе ребят для помощи выделим.
В трех теплушках едва мерцали огоньки, оттуда доносились грубые голоса. Красногвардейцы стучали прикладами в двери вагонов. Они со скрипом открывались, и сонные казаки зло ругались.
— Именем Советской власти предлагаем сдать оружие!
— Ишь чаво захотели! — И казаки защелкали затворами.
Раздался выстрел. Стоявший рядом с Лукояновым и Толмачевым красногвардеец схватился за плечо.
Застучали пулеметы у моста. Пули засвистели над крышами вагонов.
— Осторожно! — крикнул казакам Малков. — Вы окружены. Впереди мост, по бокам пулеметы. Проезда дальше не будет, если...
Нехотя сбрасывали казаки на песок винтовки и сабли. Когда все оружие было собрано, дали знак машинисту паровоза. Он снова прицепил его к поезду, и тот медленно пополз через мост.
В одной из теплушек, возвращаясь в Пермь, Лукоянов и Толмачев расспрашивали казаков, куда и зачем они едут. Оказалось, что те совсем недавно покинули фронт и спешили в Сибирь, на свою родину. О том, что произошло в Петрограде, у них было смутное представление. Большевики решили рискнуть: организовать в Перми митинг.
Казаки гудели, перешептывались, но злобных выкриков не было слышно. Внимательно слушали они солдат-большевиков из Пермского гарнизона. Видно было по всему, что митинг не прошел для казаков бесследно. Слова большевиков западали им в душу и начинали там свою невидимую работу.
По мере того как все четче определялось лицо контрреволюции и росли ее силы, развивалась и совершенствовалась структура чрезвычайного комитета. К осени 1918 года штат чекистов в Перми и городах губернии достиг двухсот человек. Создается особый отряд из четырех рот, с артиллерийской, конной и пулеметными командами.
Редко какую ночь спал Лукоянов.
— Товарищ Маратов! — докладывал Малков. — Городская дума, не закрывая прений о продовольственном вопросе, перешла к обсуждению способов борьбы с большевиками.
— Продовольствие для народа интересует их меньше всего?
— Да, они нарочно затянули решение этого вопроса.
Последний оплот старого мира распущен, самые отъявленные саботажники взяты под стражу...
— Алло, Лукоянов? — звонил по телефону Воробцов. — Вечером анархисты захватили несколько зданий в городе. Готовится вооруженный заговор.
Анархистские гнезда окружены. Отнятое у них оружие роздано рабочим Мотовилихи. Несколько главарей арестовано и выслано за пределы губернии. Такая же участь постигла лидеров пермских эсеров и меньшевиков.
Однажды утром, пробираясь через забитый просителями коридор «чрезвычайки», Лукоянов увидел знакомое лицо юного телеграфиста. Это был Аверин.