— Сколько дашь?
Скупщик задумчиво поскреб подбородок, выудил из-под прилавка стремный корявый ножик и положил передо мной. Короткое зазубренное ржавое лезвие, сделанное судя по всему из лопаты, рукоять сделана из плотно намотанной тряпки. Глядя на это щедрое предложение я не знал, что сказать.
— Вот. — поторопил меня наглец.
— Ты знаешь, сколько этот мотоцикл стоит? — шипяще спросил я.
— Знаю. — ответил скупщик, пожав плечами.
— А это не потому ли к тебе никто не ходит, потому что ты даешь пыль за хороший товар?
От моих слов скупщик немного дернулся и прищурил на треть секунды левый глаз, и я понял, что угадал.
— Моя цена справедливая. — обиженно пробормотал он.
— Для тебя справедливая, для меня — нет. Дай мне цену, которая меня устроит.
Торгаш набычился и начал натужно сопеть, а мне сделалось страшно: как бы его инфаркт не хватил.
— Ладно, хорошо. — наконец отмер он, — Даю нож, и еще патрон.
У меня аж челюсть отвисла.
— Три патрона!
Глаза моего оппонента округлились и полезли на лоб.
— Это очень много!
— Тогда нож, и пять патронов! — обнаглел я, чем выбил упыря из душевного равновесия.
Скупщик сначала покрылся красными пятнами, потом набрал солидный красный цвет по все поверхности равномерно, уши аж засветились.
— Да я!.. Да мне!.. Да за пять патронов!..
— Хорошо, давай ни мне, ни тебе: нож и три патрона! — рявкнул я и протянул ему руку.
Тот злобно зыркнул на меня, и пожал протянутую ладонь. Три патрона — это хорошо! Нож, хоть и плохонький — это тоже неплохо, это вещь нужная и полезная. Я смотрел, как скупщик нагнулся под прилавок, и где-то там копался. Наконец он вынырнул, и положил передо мной три патрона. Пистолетных.
— Мне нужны ружейные! — рявкнул я.
— Ружейные — дороже! — рявкнул он в ответ.
Мать перемать! Пистолетные! Куда они мне?! В жопу пихать, или кидаться?! Немного успокоившись, я понял, что даже пистолетные патроны — это валюта. Да. Деньги. Сгребя их в кучу, я ссыпал добычу в карман. Не жили богато — нефиг начинать. Три патрона. Этого даже за ночлег заплатить не хватит, не говоря уже о том, чтоб еще и на пожрать осталось. Но зато у меня есть нож. Я пощупал приобретение, лежавшее в сумке. Бутылку резать мне теперь не надо, сливать нечего… Блин, про горючку-то я забыл! Тьху. Погрузившись в свои мысли, я почувствовал, как меня кто-то подергал за рукав.
— Эй! — шепнул неизвестный.
Посмотрев по сторонам, я никого не увидел.
— Я тут!
И только теперь я увидел ребенка, мелкого мальчишку, лет от пяти до семнадцати. Ну да, выглядят тут, мягко говоря, не очень. Ежик темных волос на голове, одежда из латанного-перелатанного мешка из-под муки, босые ноги. А вот глаза — светлые, ярко-серые.
— Чего тебе? — спросил я это чудо.
— Эй, ты если продать чего хочешь, ты сюда не ходи, ты туда ходи. — ребенок ткнул пальцем куда-то в дальний угол.
— Это почему это? — не понял я.
— Тут тебя надуют, а там заплатят честно!
Я прищурил один глаз, глядя на ребенка.
— Тут меня надуют, а там зарежут. Да? — издевательски спросил я.
Мальчишка стушевался, и я понял, что угадал.
— Ах ты гаденыш мелкий! — рассвирепел трогг.
Нетнетнет! Не надо!
“Это почему это?”, повторил он мою же фразу, да еще и с той же интонацией.
Нельзя детей обижать, они еще маленькие, ума у них нет!
“А нас, значит, обижать можно!”, я чувствовал ярость в словах трогга.
Нас тоже нельзя! Он не понимает, что делат!
“Вот ты деревянный!”, выплюнул он, “Тебя жизнь вообще ничему не учит!”.
Я задумался над словами трогга. А ведь правильно. Даже в мое время дети были убийцами, и зачастую самыми хладнокровными и безжалостными. Но я не знаю местных правил, раньше-то за убийство самого шлепнут, и фамилии не спросят. А теперь? А тут как? Вопросов больше, чем ответов. Но проверять что к чему методом тыка почему-то не хотелось.
— Никто там не режет. — пробубнил пацан.
— Что, только грабят? — продолжал трогг.
— В рабство продать могут… — выдал мелкий засранец.
Ах вот оно что! Убивать не будут, но хорошего все равно ничего не будет.
— Ах ты мелкий гаденыш! — взревел трогг, чем обратил на себя внимание всех окружающих.
Я заметил, что к нам двигаются трое вооруженных людей. Вот блин, допизделся, приплыли. Повезет, если это охрана, а не бандюки.
— Что за вопли? — поинтересовался старший, одетый в кожаную броню с металлическими вставками и вооруженный пистолетом парень.
На вид ему было лет двадцать пять, но это значит, что по факту ему лет пятнадцать. Спутники его выглядели попроще, и броня не полная, без металла, но оружие посолиднее: помповые дробовики, один с обрезанным стволом, второй с обрезанным прикладом. На вид они были чуть помладше.