Шли мы долго, солнце клонилось к закату, когда я увидел знакомое место: руины. Руины, где находится испорченная капсула, и не менее испорченный медведь. Трогг уверенно шел к руинам, а вот я испугался и попытался свернуть, но это было не в моих силах. Он не знает, что там водится?? Да конечно не знает! Стооой!! Я чуть не заорал в голосину, но тому было наплевать. Знакомые руины все приближались. Меня еще не сжирали целиком, и на части не рвали, и мне вовсе не хотелось это испытать, но трогг был непреклонен.
Я услышал рык и возню медведя, но страж не показывался, поэтому мы прошли руины без препятствий. Это что же получается? Огромный мутант не стал с нами связываться?! Либо мы одной породы, либо он нас боится. Да ну, бред. Скорее всего мутант был просто занят. Да. Буду думать именно так. Вопрос в другом, как трогг вывел меня к Саккулю? Что-то мне подсказывает, что ждет меня очень много открытий дивных и чудесных, да только есть нехорошее подозрение, что не очень радостных…
Показались знакомые поля, людей на них видно не было, солнце почти село, поэтому селяне укрылись в деревне. До “ворот” мы с троггом дошли быстро. Такое ощущение, что этот нелюдь не знает усталости, он шел весь день, и даже не запыхался. Я заметил, что мысленно называю нас “мы”, смирился и принял то, что я теперь не один. Есть я, и еще один я, только он злой. Да ладно, кому я вру? Второй я — это вовсе не я. Это даже не как с раздвоением личности у злодеев, тут все намного хуже. Я-то думал быть нечистью уже плохо, хотя оно было очень даже норм, теперь узнаем, как оно быть нелюдью.
Вход в деревню перегораживала все та же рогатина, только охранники были не знакомые. Я и тех-то не знал, но вроде в прошлые разы другие были. Один кряжистый дед, с клочковатой редкой бородой, одетый в тряпки с защитными накладками из пластика и тонкого металла, вооруженный вилами. Глядя на это чучело, я задавался вопросом, понимает ли этот чудак, что вся эта экипировка ему не поможет. Разве что перед бабами форсить… Второй стражник был юн, но старался казаться взрослым. На вытянутой морде появился торчащий клочками пух, который должен был быть бородой и придавать солидности, но борода росла то тут то там, да еще и пятнышки скверны на щеках, был он худ, узок в плечах, зато высок. Так же, как и дед облачился в самодельную броню, имел шлем, сделанный из ржавого мятого жестяного ведра, а в руках у него была почти глефа. Лезвие, сделанное из ржавой ножовки по дереву, было прикреплено к длинной, обмотанной тряпичной полосой в местах хвата, палке. Мда. Цирк, с двумя конями.
— Стой, ночью ходить нельзя! — важно бросил старик.
— Ну так и не ходи. — его же манерой ответил я, чем обидел служивого до глубины души.
Ну а что он хотел? Как вы к нам, так и мы к вам. Не нравится? Ну так и валите полем. Я почувствовал, что контроль над телом вернулся ко мне. Обиженный направил на меня вилы и сделал шаг вперед. Я лениво протянул руку, взял вилы за древко, и резко дернул на себя, оставив болвана с пустыми руками. Тот удивленно посмотрел на свои ладони, потом на меня, и надулся, набрав в легкие воздуха, чтоб заорать.
— Будешь орать — я в тебе дырку сделаю. — предупредил я, и дед сдулся, с тихим свистом выпустив воздух, — К Мельнику я иду, дело у меня к нему.
Юноша в это время перехватил свое оружие, и обходил меня сзади.
— Эй, воин, не ходи туда. — бросил я ему, и молодой замер. — Я пойду к Мельнику, он ждет меня.
Сказав это, вернул вилы владельцу, и отправился по знакомой дороге. Я стал опытнее, наверное. Иначе бы меня вилами ткнули, и выгнали. А тут смог всех на место поставить, и своего добиться. Деревня не изменилась, все те же ветхие избушки, дом Сурта как был самым большим, так им и остался. Надо бы навестить ублюдка, но это потом. Дойдя до мельницы, я не обнаружил охраны у входа. Странно. Никогда такого не было. Внутри дома слепого все было по старому, да и сам старик ни капли не изменился: он сидел опустив голову на грудь и оперевшись на палку. Я сразу залез в знакомый шкафчик, но не обнаружил там ни молока, ни хлеба. Кстати, откуда они молоко брали? Коров-то я не видел!..
— Кто здесь? — спросил меня слепой, подняв голову.
— Санта. — ответил я.
Сам не знаю, почему назвался своим именем.