— Где кошелек?
Его голос звучал хрипло, руки дрожали.
— Кошелек? — переспросила она.
— Кошелек.
— Вы говорите о том кошельке…
— Я не могу сейчас все объяснить. Но тогда мне показалось, что я отдаю его Стейнс; и только позже вспомнил, что его взяли вы. Куда вы его дели?
Она неопределенно кивнула.
— Вы его отдали полиции?
— Я отдала его мистеру Девину.
— Репортеру? Зачем? — спросил он сердито.
— Попросила его передать кошелек полиции. Когда вы меня отпустили, я вышла и столкнулась с ним. Разве он не сделал этого?
Наступило тягостное молчание. Крюв знал, что кошелек в полиции не зафиксирован.
— Вы открывали его? — спросил он неожиданно.
— Нет. Но я почувствовала там какой-то ключ.
Его лицо исказилось злобой и страхом.
— Я просил вас отдавать кошелек этому репортеру? Меня он совершенно не интересует. Но Фармер просил меня взять его на хранение… Вы помните, что я вам тогда сказал?
Чувство самосохранения не позволило ей сказать, что он просил сжечь его. И лгать было невероятно опасно. Крюв следил за каждым ее движением, за интонацией голоса.
— Вы знаете адрес Девина?
— Нет. Но его легко найти в справочнике. В телефонном.
— Вы, конечно, ему не сказали, что я велел сжечь кошелек?
Крюв совершенно потерял самообладание. Она ясно читала в его глазах ужас, который мгновенно передался ей. Поняв это, Крюв, быстро овладел собой и, чтобы отвлечься, с интересом осмотрелся по сторонам.
— Вот как вы живете! Довольно-таки скромно, — с нескрываемой иронией произнес он. — Я ухожу и очень сожалею, что потревожил вас так поздно. Уже ночь.
И добавил:
— Может быть, вы не станете брать расчет? Смерть Фармера вывела меня из равновесия. Мои планы несколько изменились. На следующей неделе я еду за границу. А зимой скорее всего буду жить в Африке. Дурбан — большой город.
Она молча направилась к выходу.
Но Крюва это не смутило.
— Завтра, я думаю, мы увидимся. Вас, наверное, удивляет, что я так озабочен кошельком? Дело не в том…
Он еще что-то пытался ей объяснить, но она так умело растворила перед ним дверь, что он опомнился, когда она уже захлопнулась за ним.
Крюв завел мотор и поехал домой. В библиотеке его дожидались Паула Стейнс и Элла Кред. Обе были без сил после пережитого. Паула дремала на диване, Элла стояла у камина. Она обернулась на его шаги.
— Где ключ? — сразу спросила она.
— Какой ключ?
— Не дури, Билли! Ты ездил за кошельком, в котором лежал ключ. Кошелек ты отдал Дафнис.
— Она вручила его Девину.
Лицо Эллы исказилось.
— Прекрасно! Теперь мы будем в зените славы! На кончике пера великого репортера!
— Вы о чем? — проснулась Паула. — Ты принес ключ, Билли?
Элла дерзко хмыкнула.
— Дафнис отдала его Девину. Какой кошмар! Бедный Джо всегда говорил, что Девин — опасная ищейка. Он работает сразу за четырех сыщиков. И теперь он обладатель к-л-ю-ч-а!
— Замолчи! — грубо оборвал ее Крюв и открыл телефонную книгу. — Кто мог подумать, что кошелек окажется у Дафнис.
— Держу пари, что эта кукла работает с пернатой змеей, — сказала Элла. — Тебе давно уже следовало ее вышвырнуть. Но ты не послушался меня.
Крюв не ответил.
— Вот его адрес. Джек Девин. Журналист.
Он переписал адрес и закрыл книгу.
— Что ты думаешь делать? — спросила Паула.
Она села и стала пудриться.
— Я достану ключ. Это наша первая задача.
— Позвони и спроси у него о ключе, — вмешалась в разговор Элла.
— Позвонить?! Да если я у него ночью попрошу кошелек, он сразу же сообщит об этом Кларку! И что мне скажет инспектор?
Крюв вышел, а через десять минут появился в черном костюме и с черной газовой шалью.
— Не знаю, удастся ли мне добыть его. Но я попытаюсь это сделать. Подождите, пока я вернусь. Нужно обсудить ситуацию. Если ключ попадет в руки полиции, они все узнают. В этом случае я предпочел бы быть подальше от Лондона. Ждите меня.
Обе настороженно прислушивались к звуку защелкивающегося дверного замка, Элла нервно ворошила уголья в камине.
— Не могу понять, почему Билли вдруг потерял самообладание. Я начинаю убеждаться в том, что он большой трус. Предположим, что они все уже знают. А какие доказательства можно нам предъявить? На каком основании и в чем они могут обвинить нас?
Паула Стейнс не спеша достала сигарету из своего роскошного янтарного портсигара, тщательно размяла ее, прикурила и, затянувшись, ответила:
— Билли совершенно верно предполагает, что за этой пернатой змеей кроется очень многое. Но я, к сожалению, не могу мыслить так аналитически. Мне ближе образное мышление. В воображении я не раз рисовала какие угодно привидения, но никогда не могла представить себе даже приблизительно пернатую змею.