Большой барабан на колокольне смолк, потом внезапно прокатилась частая дробь малых барабанов и также неожиданно оборвалась.
Низкими, глубокими, мощными голосами гвардия Кецалькоатля возгласила в унисон:
— Оуé! Оуé! Оуé! Оуé![137]
Открылась маленькая дверца, врезанная в тяжелые двери церкви, и появился дон Рамон. В серапе Кецалькоатля поверх белой одежды он стоял во главе выстроившейся в две шеренги гвардии, ожидая, пока наступит тишина. Потом поднял обнаженную правую руку.
— Что есть Бог, мы никогда не узнаем! — громко произнес он, обращаясь к собравшимся.
Гвардейцы Кецалькоатля повернулись к толпе и вскинули правую руку.
— Что есть Бог, вы никогда не узнаете! — повторили они.
Следом за ними слова повторила выстроившаяся в толпе Гвардия Уицилопочтли.
В наступившей затем мертвой тишине Кэт отчетливо различила море глаз, сверкающих белым огнем.
Это снова звучал торжественный, сильный голос Рамона. Кэт посмотрела на его лицо; оно было бледным и бесстрастным, но, казалось, при взгляде на него у людей в толпе сходило с лиц выражение вульгарного любопытства.
Гвардия Кецалькоатля вновь повернулась к толпе и повторила слова Рамона.
Последние слова помогли Рамону достичь цели. Люди начали поддаваться воздействию его мощной воли. Он смотрел в устремленные на него черные глаза толпы взглядом, казалось, ничего не выражавшим, но будто вперяясь в сердце той тьмы перед ним, где скрывалась его непостижимая тайна о Боге.
Секунду он стоял молча, мрачно глядя на толпу. Потом уронил воздетую руку и повернулся. Высокие двери церкви распахнулись, открыв ее полутемное нутро. Рамон один вошел в церковь. Оттуда донесся звук барабана. Стражи Кецалькоатля гуськом потянулись за Рамоном. Алая стража Уицилопочтли вошла во двор, заняв их место. Сиприано остался стоять в воротах. Раздался его голос, звонкий и повелительный.
— Слушайте меня, люди. Вы можете войти в дом Кецалькоатля. Мужчины должны встать справа и слева, снять обувь и стоять прямо. Перед новым Богом на колени не опускаются.
Женщины должны расположиться посередине и покрыть лица. Они могут сесть на пол.
Но мужчины должны стоять.
А теперь входите, те, кто не боится.
Кэт и Сиприано вошли в церковь.
Внутри все переменилось, пол был черный и блестел, стены — в разноцветных полосах, вокруг царил полумрак. Люди Кецалькоатля в белой одежде стояли двумя шеренгами, образуя проход к центру.
— Сюда, — тихим голосом сказал один из Людей Кецалькоатля, подведя Кэт к неподвижно стоящим стражам.
Закрыв лицо желтой шалью, она пошла одна между шеренгами, боясь поскользнуться на гладком черном полу. Колонны нефа были темно-зеленого цвета, как деревья, поднимающиеся к глубокому синему своду. По стенам шли вертикальные полосы: черные, белые, пунцовые, желтые и зеленые; стекла окон — темно-голубые, малиновые и черные, с крапинами солнечного света. Странная мешанина красок.
Дневной свет попадал внутрь только сквозь маленькие оконца высоко под темно-голубым куполом, где разноцветные полосы на стенах становились зелеными, как банановые листья. Внизу было темно, тускло переливались резкие краски.
Кэт прошла вперед и остановилась у ступеней алтаря. Высоко над престолом и сзади него горел маленький, но яркий огонек, и прямо под ним стояла огромная темная неясная фигура, странная, массивная, явно вырезанная из дерева. Фигура, сделанная в архаичной манере и довольно невыразительная, изображала обнаженного мужчину с поднятой правой рукой, на которой сидел деревянный же орел с распростертыми крыльями, сверху блестевший золотом, снизу тонущий в тени. Мощную левую ногу обвивал змей, тоже мерцавший золотом, а его золотая голова покоилась на опущенной ладони фигуры. Лицо ее было неразличимо в темноте.