— Не помню, — насмешливо ответил Генри.
— Интересно, — медленно проговорила миссис Норрис, — что он имел в виду под американизмом.
— Он не объяснил, — сказал Генри. — Полагаю, культ доллара.
— Гм, — хмыкнула миссис Норрис. — По моим впечатлениям, культ доллара куда более силен в странах, не имеющих долларов, нежели в Соединенных Штатах.
У Кэт было такое чувство, будто все они прикованы к столу и не могут отлепиться от него, как от круглого магнита.
— Так где же ваш сад, миссис Норрис? — спросила она.
Все с облегчением двинулись гурьбой на террасу. Судья ковылял позади, и Кэт приотстала, чтобы составить ему компанию.
Они были на маленькой террасе.
— Не правда ли, какая странная вещь! — сказала Кэт, беря с парапета один из каменных ацтекских ножей. — Это какая-то разновидность нефрита?
— Нефрита! — проворчал судья. — Нефрит зеленый, а не черный. Это обсидиан.
— Бывает и черный нефрит, — возразила Кэт. — У меня есть маленькая черепашка из нефрита, китайская, так она черного цвета.
— Не может такого быть. Нефрит — ярко-зеленый.
— Но есть еще и белый нефрит. Я знаю, что есть.
Судья от ярости потерял дар речи, потом пришел в себя и рявкнул:
— Нефрит — ярко-зеленый.
Оуэн насторожил уши, как рысь.
— О чем спор?
— Я доказываю, — объяснила Кэт, — что нефрит бывает не только зеленого цвета!
— Что! — закричал Оуэн. — Не только! Да он какого только цвета не бывает — белый, розовый, лавандовый…
— И черный? — спросила Кэт.
— Черный? О да, сколько угодно. Вам надо взглянуть на мою коллекцию. Богатейшая палитра красок! Только зеленый! Ха-ха-ха! — делано засмеялся он.
Они подошли к ступенькам, ведущим вниз, старым каменным ступенькам, навощенным и натертым до черного блеска.
— Я буду держаться за вашу руку, — сказал судья молодому Генри. — На этой лестнице ничего не стоит шею свернуть.
Миссис Норрис промолчала. Только поправила пенсне на остром носу.
Внизу, под аркой, дон Рамон и генерал откланялись. Остальные побрели в сад.
Вечерело. Сказочный сад тянулся ввысь, занимая пространство от громадных темных деревьев до высокого, красноватого с желтым дома. Вы словно оказывались на дне сумеречного цветущего сада в Аиде. С кустов свисали алые гибискусы, высовывая колючие желтые языки. Розы роняли непахнущие лепестки на смутные и выглядевшие одинокими гвоздики, никнущие на своих слабых стеблях. На огромных густых кустах призраками звука таинственно белели колокольчики дурмана, большие и безмолвные. Их густое благоухание бесшумно стекало с деревьев и плыло над дорожками.
Миссис Берлап увязалась за Кэт и, повернув к ней глупое, детское личико с застывшей на нем любезной улыбкой, забрасывала ее вопросами.
— В каком отеле вы остановились?
Кэт назвала свой отель.
— Не знаю такого. Это где?
— На авенида дель Перу. Вы и не можете его знать, это маленький итальянский отель.
— Вы долго здесь пробудете?
— Еще не решили.
— Мистер Рис работает в газете?
— Нет, он поэт.
— И зарабатывает на жизнь стихами?
— Нет, даже не пытается.
Это было похоже на допрос, какому в секретных службах в этой столице подвергают подозрительных людей, в особенности, подозрительных иностранцев.
Миссис Норрис остановилась под аркой, увитой растениями с маленькими белыми цветками.
Уже сверкали светляки. Наступила ночь.
— До свидания, миссис Норрис! Не позавтракаете ли с нами как-нибудь? Я имею в виду, не обязательно у нас дома. Только дайте мне знать, и мы встретимся за ланчем в городе, в любом месте, где пожелаете.
— Благодарю за приглашение, моя дорогая! Благодарю сердечно! Я подумаю!
В этот момент миссис Норрис чем-то походила на королеву, каменную, ацтекскую королеву.
Наконец все попрощались с ней и высокие двери закрылись за ними.
— На чем вы приехали? — бесцеремонно справилась миссис Берлап.
— На старом фордовском такси, но где же оно? — сказала Кэт, вглядываясь во тьму. Машина должна была ждать под деревьями напротив. Но ее там не было.
— Непонятно, в чем дело! — сказал Оуэн и исчез в ночи.
— Вам куда? — спросила миссис Берлап.
— В Сокало, — ответила Кэт.
— Нам надо на трамвай, в другую сторону, — произнесло детское личико, увядшая женщина со Среднего Запада.
Судья, как кот по горячим кирпичам, проковылял по тротуару до угла. Через дорогу стояла группа местных парней в больших шляпах и белой миткалевой одежде, к тому же видно было, что они уже хлебнули пульке. Ближе, на этой стороне дороги, стояла другая группка — фабричные рабочие, одетые по-городскому.