Все ждали, ждали. Но никто не пошевелился, когда вновь глухо ударил барабан, как призыв. Они по-прежнему продолжали болтать, краем уха слушая его удары. Затем один из мужчин поднялся, скинул с плеч одеяло и подбросил хворосту в тлеющий костер. После этого он прошел между сидящими мужчинами к группе женщин. Постоял, улыбаясь и раздумчиво глядя на них, и тогда поднялась девушка и, застенчиво опустив голову, подошла к нему, правой рукой стягивая платок под подбородком, а левой взяла его за руку. Она сама, стесняясь, неожиданно схватила безвольную руку мужчины. Он засмеялся и повел ее сквозь толпу вставших мужчин к костру. Она шла, опустив голову и смущенно пряча лицо. Став друг против друга, они, мягко притоптывая, начали свой неуклюжий танец — первая пара во внутреннем, неподвижном круге.
Остальные мужчины стояли, повернувшись лицом к толпе, и ждали, когда выберут их. И женщины быстро скользили к ним, пряча лица под низко опущенными платками, и брали за руку того, кого они выбрали. Скоро все полуобнаженные мужчины, составлявшие внутренний круг, были разобраны. Круг мужчин и женщин, стоявших парами, рука в руке, замкнулся.
— Идем, нинья, идем! — сказала Хуана, глядя снизу на Кэт черными блестящими глазами.
— Боюсь! — ответила Кэт откровенно.
Один из мужчин с голой грудью отделился от толпы, перешел улицу и теперь молча и не глядя на Кэт, ожидал перед крыльцом, на котором она стояла.
— Смотри! Нинья! Этот господин ждет тебя. Иди! О, нинья, иди!
Голос ее криады сливался с низким, напевным, магическим зовом собравшихся женщин, и ее черные глаза, странно блестя, смотрели на Кэт. Почти загипнотизированная, Кэт медленно, преодолевая внутреннее сопротивление, шагнула вперед, к мужчине, который ждал, отведя глаза.
— Ты не против? — в замешательстве спросила она по-английски. И коснулась пальцами его пальцев.
Он сжал их теплой, смуглой, дикарски вкрадчивой рукой, легко, чуть ли не равнодушно и в то же время мягко и по-варварски властно, и повел ее в круг танцующих. Она уронила голову — ужасно хотелось спрятать лицо. В своем белом платье и в зеленой соломенной шляпке она вновь чувствовала себя девственницей, юной девственницей. Эти мужчины были способны вернуть ей это чувство.
Робко, неуклюже, она пыталась повторять движения танцующих. Но сквозь жесткую подошву туфель она не чувствовала земли, не могла кожей ощутить ритм и постоянно сбивалась с шага.
Это ничуть не мешало ее партнеру, который все так же легко и мягко сжимал ее пальцы, а его тело медленно раскачивалось, вторя пульсирующему ритму барабана. Он словно не замечал ее. Однако мягко и легко держал ее пальцы в своих.
Хуана сбросила башмаки и чулки и шла в танце, притоптывая босыми ногами, — смуглое лицо похоже на маску из обсидиана, глаза сияли вечным огнем женственности, темным и неутолимым.
«Как птица солнца топчет землю на рассвете дня, словно коричневую курицу, словно курицу, и ветви ее живота клонятся, тяжелея яблоками новой жизни, яйцами золотыми, яйцами, что скрывают в себе шар солнца в водах небесных, в сумке раковины земли, которая бела от жара крови, топчет землю, и земля понесет, как курица от птицы солнца; от сердца, которое топчет ее. Топчите землю, которая прогибается, как курица, сложившая крылья…»
Пары в круге начали расходиться, и теперь Кэт медленно двигалась между двумя молчаливо и сосредоточенно танцевавшими мужчинами, которые касались ее рук. И один из них держал ее пальцы мягко и легко, но при этом возникало ощущение сверхъестественной близости. А дикая песня вновь взлетела, как птица, которая было опустилась на мгновенье, и барабан непостижимо сменил ритм.
Внешний круг состоял только из мужчин. Ей казалось, что она чувствует спиной их странный темный жар. Жар не какого-то конкретного, но темный жар коллективного мужчины. И, сама женщина, вращалась на великом колесе женственности.
И мужчины, и женщины танцевали, опустив отрешенные лица, просто мужчины и просто женщины, столь таинственно разные. Это было соитие, но не в низменном, а в высшем смысле. Воды наземные, кружащие над водами подземными, подобно орлу, молча кружащему над собственной тенью.
Она ощутила себя женщиной, и се женское существо уловило и распознало в медленно вращающемся океане нарождающейся жизни темное небо мужчин, снижающееся, кружащее. Она больше не была самою собой, она исчезла, и ее желания влились в океан всеобъемлющего желания. Равно как мужчина, чьи пальцы касались ее пальцев, растворился в океане мужского начала, склонявшемся над лицом вод.