— Не хотите ли приехать, побыть денек со мной, пока мы с доном Рамоном на гасиенде? — сказала донья Карлота. — В доме, правда, все довольно убого. Не то что прежде. Но если приедете, он в полном вашем распоряжении.
Кэт приняла приглашение и сказала, что предпочитает прийти пешком. От нее это всего четыре мили, и, конечно, опасаться нечего, Хуана ее проводит.
— Я пошлю человека, чтобы проводил вас, — сказал дон Рамон. — Дорога может быть не совсем безопасной.
— А где генерал Вьедма? — поинтересовалась Кэт.
— Мы постараемся разыскать его к вашему приходу, — ответил дон Рамон. — Я очень люблю дона Сиприано, я знаю его уже много лет, к тому же он крестный отец моего младшего сына. Сейчас он командует гвадалахарской дивизией, и ему не часто удается отлучиться.
— Поражаюсь, почему он генерал? — сказала Кэт. — Мне кажется, в нем слишком много человеческого.
— И я так думаю. Но все же он генерал; да, да, ему нравится командовать солдатами. И скажу вам, он очень сильная личность. Войска беспрекословно подчиняются ему. В него верят, о, в него верят. Ему повинуются, как, знаете, повинуются великим индейским вождям, за которыми люди готовы идти куда угодно, сражаться за них. Понимаете? Дон Сиприано тоже такой. Его невозможно изменить. Правда, думаю, встреться ему достойная женщина, это было бы замечательно. До сих пор в его жизни не было женщин. Они его не интересовали.
— Что же его интересует? — спросила Кэт.
— Ах! — вздрогнула донья Карлота, словно ужаленная. Потом бросила быстрый непроизвольный взгляд на мужа и добавила: — Я не знаю. В самом деле не знаю.
— Люди Кецалькоатля, — легко улыбнувшись, неуклюже пошутил дон Рамон.
Но, видно, донья Карлота не способна была поддерживать шутливый, легкий тон. Он замолчал с деревянным, глуповатым видом.
— Ну конечно! Конечно! Ты в своем репертуаре! Люди Кецалькоатля — чем же ему еще интересоваться! Да, чем? — вся трепеща, возмущалась кроткая, хрупкая донья Карлота. И Кэт было ясно, что она обожает обоих мужчин и страшится возражать им, но никогда не уступит.
Рамону было в тягость это трепещущее, неуступчивое, слепое противоборство жены в сочетании с ее беспомощным обожанием.
В девять утра появился слуга, чтобы проводить Кэт до гасиенды, которая называлась Хамильтепек. В руке он держал корзину — он зашел к ней по дороге с рынка. Пожилой человек с проседью в усах, но глаза блестели молодо и живо. Босые его ноги в сандалиях были почти черны от солнца, штаны и рубаха были ослепительно белые.
Кэт рада была пройтись. Единственное, чем угнетала ее жизнь в городке, это невозможность гулять в окрестностях. Всегда существовала опасность подвергнуться ограблению или нападению. Правда, она устраивала прогулки, насколько возможно далекие, по окрестностям городка, делая это обычно в сопровождении Эсекьеля. И тем не менее уже начинала чувствовать себя узницей.
Итак, она была рада отправиться в путь. Утро было ясным и жарким, бледно-коричневое озеро совершенно неподвижно, как видение. По берегу двигались люди, издалека крохотные, как белые точки: белые точки людей, идущих в тусклых облачках пыли за своими осликами. Ее часто поражало, почему в мексиканском пейзаже люди кажутся белыми пятнышками; всего лишь пятнышками жизни.
От берега они свернули на неровную пыльную дорогу, уходившую на запад меж крутых склонов холмов и небольшой равниной у озера. Примерно милю они шли мимо вилл, большая часть которых были заколочены, некоторые разгромлены, с обрушившимися стенами и выбитыми окнами. Лишь цвели цветы над грудами обломков.
На открытых местах стояли шаткие лачуги индейцев, без всякого порядка, словно разбросанные ветром. Вдоль дороги под горой тянулись черно-серые коробки саманных домишек, рядом копошились куры, бродили, похрюкивая, коричневые и серые с черными пятнами свиньи, бегали полуголые оранжево-коричневые детишки или же лежали на дороге, уткнувшись лицом в пыль и подставив солнцу маленькие попки, и крепко спали. Уже опять спали.
На многих домах мужчины с чрезвычайно озабоченным видом перекладывали соломенную или ремонтировали черепичную крышу. И прикидывались, что очень спешат, потому что в любой день могли начаться нешуточные дожди. А на небольшом поле у берега пара быков тащила деревянную раскрашенную соху, больше царапавшую, чем вспахивавшую каменистую землю.