Несогласие с фантастическими обвинениями не помогло князю Василию Васильевичу Голицыну. Лишенный чинов, чести и имущества, он так и скончался в далекой ссылке. Со временем и про него историки скажут: „Он опередил свое время". Но погубило его не время, а люди: те же, кто пытал, а затем убил Медведева.
11 февраля 1689 года толпы москвичей и приезжих собирались на Красной площади- На Лобном месте, там, где менее двух десятилетий назад кончил жизнь Степан Тимофеевич Разин, должны были казнить просветителя. Страшен был облик человека, учившего, что все люди имеют право мыслить, что наука есть источник силы и славы государства, что только справедливость может быть основой власти. Кутаясь в шубы, люди смотрели, как втаскивают на эшафот истерзанного бичами, обожженного огнем, съеденного полутора годами заточения в каменном мешке старца 50 лет и 16 дней от роду.
Медведев не знал, останется ли что-нибудь из совершенного им в человеческой памяти, уцелеет ли хоть строка из его сожженных книг. Его бесцензурная типография была разгромлена, училище разогнано - и кому ведомо, сколько столетий будет ждать Россия свободного, доступного для всех университета, где бы „трудолюбивые студенты радовались свободе изысканий", независимых от идеологических разногласий! Кому известно, сколько столетий понадобится, чтобы борьба Сильвестра за свободный разум потеряла свою актуальность? Медведев уходил из жизни с клеймом государственного преступника и еретика-западника, будто бы прокляв и оплевав распространенные им „заблуждения". Видел ли он в последние свои мгновения хоть один сочувственный взгляд, таящий будущие всходы его идей? Даже если и не оказалось человеческого лица среди тупых рыл охранников, лавочников, придворных дельцов, Медведев не мог раскаяться в деле, которому отдал жизнь, не мог бы жить иначе. Когда-то Иннокентий Монастырский с грустным юмором писал Сильвестру: „Солнцу подобает светить, если и знает, что смрадное место по просвещении такое же пребывает смрадное, как и прежде просвещения".
Топор упал. Тело казненного было брошено в общую могилу нищих при убогом доме близ Покровского монастыря. „Мудроборцы" расписались в своем поражении. Еще одна страница истории русской общественной мысли была перевернута.
Как бы ни были ограниченны люди, стоящие у власти в церкви и государстве, как бы ни ненавидели они проявление свободной воли, как бы ни боялись за свои привилегии, они не могли сопротивляться требованиям времени. Огрызаясь и убивая, „мудроборцы" всех мастей отступали. „Дело" Медведева со всей очевидностью показало, что церковная организация не способна более эффективно удерживать верующих в повиновении, что ее позиция весьма чувствительно приходит в противоречие с интересами россиян, способствует углублению кризиса религиозного мировоззрения. Попытка канонизировать патриарха Иоакима позорно провалилась: „верхи" церкви все отчетливее понимали связь его политики с падением престижа православной иерархии среди народа и правящих сословий. В течение нескольких лет практически все участники травли и убийства Медведева потеряли свои должности и влияние.
Первым был изгнан с Печатного двора Евфимий Чу-довский, ибо „от приписных его, Евфимьевых, нововводных странных речений, которые… напечатаны, многие люди сомневаются, и в церквах божиих чинятся мятежи, и великих государей денежной казне от переделок (книг. - А. Б.) убытки многие". Обличительные материалы фиктивного священного собора и памфлеты против Медведева издать так и не удалось, несмотря на то что Афанасий Холмогорский получил было предисловие к ним от патриарха Адриана. Напротив, стали появляться книги, направленные в защиту казненного литератора.
Горькая судьба ожидала просвещенных людей, по тем или иным соображениям находившихся во время борьбы с Медведевым в стане „мудроборцев". Братья Лихуды - действительно образованные и любящие свое дело учителя - после того как послужили орудием против Сильвестра, попытались расширить программу своих „еллино-греческих схол", начали преподавать латинский язык, логику, метафизику, философию… По доносу патриарха Досифея, пославшего их в Москву, учителя были обвинены в превышении полномочий и сосланы. В ссылке оказался крупный русский поэт Карион Истомин, бывший в описанное время секретарем патриарха Иоакима, а затем возглавивший государев Печатный двор58. Сознательно боровшийся с „ересью" Медведева ученый, литератор и композитор Игнатий Римский-Кор-саков уже в сане митрополита сибирского и тобольского выступил в защиту внешнеполитического курса, который горячо отстаивал всю жизнь - и наткнулся на такую же стену церковной иерархии, как и Сильвестр. Схваченный в палатах патриарха, он был объявлен сумасшедшим и уморен в монастырской темнице [59].