Как видим, автору приходилось скрывать не только свое имя, но и свой почерк. Полемика с царем под заглавием «Герой» была напечатана в журнале «Телескоп» в январе 1831 года без подписи.
И хотя прошедшее с тех пор столетие отодвинуло в прошлое идеи, за которые боролся Пушкин, высказанные и этом стихотворении мысли его живут до сих пор. Для нас в данном случае интересны заключительные строки стихотворения, в которых говорится о правде и маске:
В этих строках заключена фраза, ставшая крылатой. Эту крылатую фразу неоднократно цитировал В. И. Ленин. Так, в статье «К вопросу о национальной политике», относящейся к апрелю 1914 года, Владимир Ильич говорит, используя пушкинский стих, о распространении с трибуны Государственной думы «нас возвышающего обмана».
Эти же слова встречаются в ранней статье Владимира Ильича «К характеристике экономического романтизма». Наконец, в статье «О продовольственном налоге» В. И. Ленин писал: «Мы боимся посмотреть прямо в лицо «низкой истине» и слишком часто отдаем себя во власть «нас возвышающему обману»[5].
К замаскированным произведениям Пушкина относится и поэма «Гавриилиада», пародирующая евангельский рассказ о «благовещении» и библейскую легенду с грехопадении Адама и Евы. Понятно, что духовной цензуре поэма казалась «богохульной», а верующим читателям — «развратным сочинением». Сам Пушкин, пересылая поэму своему другу, сказал о ней:
Жандармское дело о «развратном сочинении» возникло в 1828 году. По высочайшему повелению была назначана комиссия в составе князя А. Н. Голицына и графов Кочубея и Толстого.
Комиссия поручила санкт-петербургскому военном генерал-губернатору вызвать Пушкина, которому приписывали авторство, и допросить, им ли написана поэма, когда, имеет ли он ее у себя, и если да, то представить экземпляр, и обязать Пушкина впредь подобных богохульных сочинений не писать под страхом строгого наказания, о чем отобрать от него подписку. Генерал-губернатор представил графу Толстому показание поэта, который написал:
«Рукопись ходила между офицерами гусарского полка, но от кого из них именно я достал оную, я никак не упомню, мой же список сжег я, вероятно, в 20-м году. Осмеливаюсь прибавить, что ни в одном из моих сочинений, даже из тех, в коих я особенно раскаиваюсь, нет следов духа безверия или кощунства над религией. Тем прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне произведение столь жалкое и постыдное.
На этом показании царь наложил резолюцию: «Графу Толстому призвать Пушкина к себе и сказать ему моим именем, что, лично зная Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, выпуская оную под его именем».
Этого не мог вынести великий поэт. Когда Толстой объявил ему царскую резолюцию, Пушкин «по довольном молчании и размышлении» спросил, позволено ли будет ему написать прямо государю, и, получив разрешение, тут же написал ему письмо. Комиссия определила «не раскрывая письма сего, представить оное его величеству».
Вот это-то письмо, о котором в определении комиссии говорится «не раскрывая сего, представить оное», и одержит в себе, по-видимому, признание Пушкиным своего авторства.
На очередном докладе по этому поводу Николай I написал: «Мне это дело подробно известно и совершенно кончено».
Когда по смерти Пушкина, в 1837 году, князь А. Н. Голицын диктовал свои записки, то под 30 декабря возникла следующая запись: «Гавриилиада» Пушкина. Отпирательство Пушкина. Признание. Обращение с ним государя. Важный отзыв самого князя, что не надобно осуждать умерших».
Авторство поэта давно доказано и без запечатанного письма — автографом программы поэмы, воспроизведенной факсимильным способом в академическом издании, а также мастерским анализом стиля и языка поэмы, проведенным В. Брюсовым, со следующим выводом: «Если «Гавриилиада» написана не Пушкиным, то одновременно с ним жил в России другой равный ему по дарованию поэт, обладавший, к тому же поразительным даром имитации».