Некоторые рукописи Пушкина были написаны шифрованным текстом. Расшифровка таких рукописей — дело трудное и под силу только опытным текстологам. Можно, например, довольно легко разгадать криптоним (шифрованную подпись) или разобрать запись Пушкина под стихами на смерть Амалии Ризнич «Под небом голубым страны своей родной». Там написано: «У.о.с. Р.П.М.К.Б. – 24». Запись означает: «Услышал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьева, Каховского, Бестужева — 24 июля».
Но есть шифры более сложные, требующие для расшифровки длительной работы. Таковы, например, черновики десятой главы «Евгения Онегина», записанной Пушкиным особым шифрованным способом. Этот способ бы все же разгадан в наше время П. О. Морозовым с участием Н. О. Лернера, М. Л. Гофмана и С. М. Бонди. Оказалось: поэт записал сначала все первые строки написанных строф, затем вторые и т. д. Получилось следующее:
и т. д.
Как видим, шифр был очень прост и в то же врем отвечал своему назначению: не знавшие его не могли прочесть произведения. В расшифрованном виде оно читается так:
и т. д.
В связи с тем что рукопись не дошла до нас целиком, удалось расшифровать только первые четверостишия шестнадцати строф, да и те ввиду неразборчивости почерка приблизительно.
Пушкинские маски были разнообразны. Это и эзопов язык, и приводившиеся примеры аллюзий (сравнений с современностью); это перенесение смысла (как в «Капитанской дочке», где главным героем мыслится не Маша Миронова, а Пугачев); это применение шифра (десятая глава «Евгения Онегина») и др.
Большинство пушкинских маскировок в настоящее время разгадано. Одной из последних по времени расшифровок является прочтение Б. В. Томашевским стихотворения Пушкина «Подражания Корану», переосмыслившее заново, на фоне восстания декабристов, следующие его строки:
В стихотворении Пушкин размышляет, каким должно быть теперь его поведение в связи с предстоящей ему ссылкой в Михайловское, и принимает твердое решение о неизменности выбранного им пути, говоря:
Здесь под маской религиозной проповеди Пушкин высказывает те же мысли о неподкупности поэта, мужественно стоящего за правду, в защиту угнетенных.
Одураченная полиция
Всем известна старинная повесть В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев» в двух балладах: «Громобой» и «Вадим». При написании ее Жуковский использовал роман X. Г. Шписа «Двенадцать спящих дев, история о привидениях», переложив его в стихи. Роман являлся модным чтением, и вскоре появился новый пасьянс, названный по его заглавию «Двенадцать спящих дев». Чтобы его разложить, требовалось три колоды карт (двенадцать дам), а так как на столе они не умещались, то раскладывали его на полу.
В балладе «Громобой» герой собирается покончить самоубийством, бросившись в Днепр. Но вдруг является Асмодей[6] и требует продать ему душу на десять лет, за что он обещает Громобою богатую жизнь. Тот соглашается, становится богачом, обольщает двенадцать дев и приживает от них двенадцать дочерей. Когда истекает назначенный срок, Громобой продает бесу и души дочерей.
Пушкин в IV песне поэмы «Руслан и Людмила» отозвался на эту балладу Жуковского так:
Пушкин счел необходимым разоблачить набожность баллады Жуковского и превратил непорочных дев в жриц сладострастия. Этим он как бы противопоставил аскетизму Жуковского собственное понимание жизненных радостей. Но все сказанное — только пролог к тому, что произошло дальше.