Один из «потомков Онегина», прокутив и проиграв свое родовое имение, дожил почти до Октябрьской революции. Об этом рассказал нам ловкий автор и плохой поэт В. П. Руадзе, издавший в 1911 году роман в стихах «Внук Онегина». Его герой по имени Сергей продолжал еще разъезжать на паре собственных лошадей.
Зато к литературе он не имел ни малейшей склонности, в том числе и к модным поэтам, и к писателям типа Арцыбашевых:
В романе изображен момент приезда внука в дедовское имение, чтобы перед продажей попрощаться с ним:
Здесь также заметна цель исправить Пушкина: то, чего не сделал дед, совершает внук — продает имение, чтобы обратить его в капитал.
Все эти «капиталистические» варианты романа являются бесплодными попытками «улучшить» Пушкина.
«Египетские ночи». Наконец, известно окончание В. Брюсовым стихотворной части повести Пушкина «Египетские ночи». В данном случае Брюсов не скрывал своего авторства, так что это окончание вполне подходит под итальянский термин «пастиччио», то есть робкое подражание.
Суммируя все приведенные выше продолжения и окончания, можно заметить, что намерения их авторов были различны. Среди этих авторов были и профессиональные поэты (А. Майков, Вл. Ходасевич, Д. Минаев, А. Разоренов, В. Брюсов), стремившиеся воссоздать или реконструировать тексты Пушкина, были и мистификаторы (Д. Зуев, Руадзе, А. Лякиде и другие), занимавшиеся этим с целью идеологического исправления пушкинских произведений исходя из позиций своего класса и социального строя, во имя которого они жили.
Подражательные повести
Даже через несколько лет после Великой Октябрьской революции все еще выходили книги не только под псевдонимами, но и вообще без имени автора. Конечно, это не дает основания только поэтому причислять их к мистификациям: известно, что В. Маяковский выпустил в 1921 году свою поэму «150 000 000» тоже без указания имени автора.
Начало XX века отличается возникновением интереса к стилизации. Многие писатели декаданса прибегают к этому жанру (Вяч. Иванов, Мих. Кузьмин, Алексей Ремизов и другие). В подобной манере писал также в двадцатых годах писатель Борис Садовской (см. например, его рассказ «Черты из жизни моей. Памятные записки гвардии капитана А. И. Лихутина, написанные им в городе Курмыше в 1807 году»). Однако немногие смогут возвыситься до таких примеров использования наследия прошедших эпох, каким является у Лермонтова «Песня про купца Калашникова».
В 1918–1928 годах вышла серия подражательных книг, представляющих собой стилизованные повести начала XIX века. Одна из таких книг вышла в Москве в 1918 году под названием «История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М.». Название повести сразу уводит в прошлое, но в то же время напоминает лубочные издания. Следующая книга имела такое заглавие: «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей. Романтическая повесть, написанная ботаником X., иллюстрированная фитопатологом[11] Y. Москва. V год республики».
Действие повести происходит в начале XIX века в Москве, в номерах «Мадрид» на Арбате. Герой повести Петр Петрович Венедиктов, будучи в Лондоне, стал жертвой игорного «клуба лондонских дьяволов», овладев талисманами, дающими власть над человеческими душами. Повесть вполне мистическая, с налетом месмеризма[12]. Никаких намеков на раскрытие автора, названного здесь ботаником X., она не дает.
Третья книга была издана в Берлине в 1923 году и называется «Венецианское зеркало, или Удивительные похождения стеклянного человека». Везде выдержан прием пояснения основного заглавия через союз «или».
Но вот перед нами четвертая книга под названием «Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина, описанные по семейным преданиям московским ботаником X. и иллюстрированные фитопатологом Y. (Москва, VII год республики)».
К жанру приключений эту книгу причислить, несмотря на заглавие, нельзя. Судите сами по этому отрывку:
12
Месмер — врач, живший в XVIII веке, применявший для лечения гипнотические и магнетические влияния.