Одним из «козырей» мистификации Вяземского являлось стихотворение Лермонтова, посвященное Оммер де Гелль, написанное на французском языке «L’Attente» («Ожидание»). Но и это стихотворение было смонтировано П. Вяземским из подлинных стихов Лермонтова, написанных в 1841 году по дороге на юг и посланных из Ставрополя 10 мая Софье Карамзиной. В этом письме Лермонтов писал: «Я дошел до того, что стал сочинять французские стихи. О, разврат! Если позволите, я напишу вам их здесь».
Они не приводятся, эти стихи, так как никакого отношения к Оммер де Гелль не имеют.
Правда, П. Вяземский напечатал в журнале «Русский архив» другую редакцию стихотворения, помеченную «Мисхор, 28 октября 1840», но опять промахнулся: в октябре этого года Лермонтов был в походе против горцев и не мог быть в Крыму.
Наконец, приложенный к запискам для достоверности автограф Оммер де Гелль принадлежит, как показало сличение почерков, также руке П. П. Вяземского, что окончательно разоблачает фальшивку.
Что касается мнимого автора «Записок», то поэтесса Жанна Адель Эрио Оммер де Гелль абсолютно не отвечает созданному Вяземским образу авантюристки. Она была помощницей мужу в его трудах о России, матерью трех сыновей и не только не имела никакого романа с Лермонтовым, но даже не встречалась с ним.
Возникает вопрос — для чего была задумана и осуществлена эта мистификация, вводившая на протяжении многих лет в заблуждение исследователей биографии Лермонтова? Можно предположить, что целью ее создания была компрометация имени поэта, подобно тому как это сделал В. А. Сологуб романом «Большой свет».
Впоследствии секретарь Вяземского Е. Опочинин в своих мемуарах рассказал, что он является свидетелем работы князя над романом из жизни Оммер де Гелль. Здесь, видимо, и кроется разгадка. Не осилив романа, Вяземский сфабриковал ловкую фальшивку.
Разоблаченная фальсификация
В девяностых годах прошлого века вышли «Записки А. О. Смирновой-Россет», изданные ее дочерью О. Н. Смирновой. Александра Осиповна Россет была хозяйкой литературного салона. Ей посвящали свои стихи Пушкин и Лермонтов, Вяземский и Жуковский, Хомяков и Туманский, Соболевский, Ростопчина и другие.
Естественно, что воспоминания возбудили большой общественный интерес, однако напечатанные сначала в «Северном вестнике», а затем и отдельным изданием, они вызвали подозрения в подделке. Созданная ими легенда об отношениях Пушкина и Николая I как о верноподданном поэте и его щедром покровителе-царе не соответствовала исторической правде и была нужна, видимо, чтобы развенчать действительные факты притеснения, ссылки и гибели Пушкина. Не удивительно, что кучке воинствующих антиобщественников выход «Записок» был на руку, и они встретили его восторженно.
Но вскоре в газетах появились сомнения и отзывы обратного порядка, уличающие дочь в фальсификации воспоминаний матери. В них обращалось внимание, например, на то, что в разговоре с Пушкиным Жуковский обсуждает роман А. Дюма «Три мушкетера», вышедший, как известно, в 1844 году, когда Пушкина не было в живых; что приводимые отрывки из писем Соболевского о дуэли Пушкина поддельны, так как в то время Соболевский в Варшаве не был и писем оттуда писать не мог; что Мериме подарил свои переводы из Пушкина в 1844 году, тогда как в это время он еще и не думал о них, и многое другое. Таким образом, борьба классов проникла даже в такую отдаленную область, как воспоминания современников о своем прошлом. Автором подделки мемуаров фрейлины А. О. Россет оказалась ее дочь, монархистка по убеждениям, взявшая на себя труд обелить «обожаемого монарха» и представить его благодетелем. Свою мать она изобразила блестящей аристократкой, подругой императрицы, а Пушкина — сухим педантом с ученой книжкой в руках. Но доказать подделку можно было только имея своеручные записки А. О. Россет, которые находились в то время во Франции.
Александра Осиповна умерла в Париже в 1882 году, а дочь ее — там же, несколько позже. В 1895 году в журнале «Русский архив» появилась новая публикация записок — будто бы по подлиннику, оставшемуся у дочери от матери. Новая публикация совершенно разошлась с текстом «Северного вестника».
Надо было выяснить, где же правда.
После смерти О. Н. Смирновой рукопись была переслана в Россию ее сестре Н. Н. Сорен. В 1905 году во время боев на Пресне дом сестры сгорел, и рукопись посчитали погибшей. Казалось, распутать узел стало невозможно. Но вот в 1929 году Л. В. Крестова выступила с обоснованным доказательством, что «Записки» являются мистификацией («К вопросу о достоверности так называемых «Записок А. О. Смирновой»).