И вслед за этим, в 1931 году, вышла «Автобиография» А. О. Смирновой-Россет, подготовленная к печати Л. В. Крестовой, с предисловием Д. Д. Благого. Указав, что Тургенев в романе «Рудин» дал злую зарисовку стареющей Россет в образе пустой барыньки Дарьи Ласунской, Д. Д. Благой в предисловии говорит: «Некоторые страницы мемуаров невольно заставляют вспомнить эту зарисовку и даже подчас согласиться с ней. Однако из-под белил и румян увядшей светской дамы то и дело сквозят живые и подвижные черты «черноокой смугляночки» Россетти — ее острый ум, зоркий взгляд, меткий и злой язычок, столь пленявшие в ней Пушкина и его друзей».
Автобиография А. О. Смирновой-Россет представляет собою подлинные воспоминания, сохранившиеся в Рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени Ленина и состоящие из шестидесяти семи тетрадей русского и французского текста. В них входят родословная (отнюдь не аристократическая), детство, годы учения, жизнь в столице, встречи с Пушкиным, воспоминания о Гоголе. Пушкин в них живой, оставивший нам обаятельный образ «черноокой Россетти, в своенравной красоте все сердца пленившей эти и те, те, те и те, те, те». В «Автобиографии» мы видим и живую Россет со всеми ее милыми чудачествами. Как безбожно перевирала она стихи, посвященные ей! Вот как записала она, например, «Птичку» В. Туманского:
При этом она замечает от себя, что эти стихи лучше пушкинских! Достоинство «Автобиографии» в том, что это — подлинные мемуары подлинной А. О. Россет. Для нас же этот случай интересен тем, что мы являемся свидетелями одновременного существования в истории литературы как подлинного, так и мнимого произведения.
Искаженные записки
Двоюродный брат поэта барон А. И. Дельвиг занимал высокую должность главноуправляющего путей сообщения при Александре II и был свидетелем многих закулисных историй и злоупотреблений на строительстве железных дорог, проводившемся в больших масштабах в эпоху реформ.
Вакханалия концессий служила таким богатым источником для наживы, что поэт Н. А. Некрасов назвал ее «разбоем под видом честных спекуляций».
А. И. Дельвиг оставил воспоминания и завещал опубликовать их Румянцевскому музею в Москве через пятьдесят лет после смерти.
Воспоминания были очень интересны, что видно хотя бы из следующих отрывков.
Один из них относится к январю 1841 года, когда Дельвиг был на Кавказе. Он присутствует на обеде у командующего войсками генерал-адъютанта Граббе в Ставрополе.
«За обедом в разговорах участвовали Лев Пушкин, бывший тогда майором, Лермонтов, я и еще кто-нибудь из гостей. Прочие все молчали. Лермонтов и Пушкин называли этих молчальников «картинной галереей».
Лермонтова я увидал в первый раз 6 января. Он и Пушкин много острили и шутили с женою Граббе. Пушкин говорил, что все великие сражения кончаются на «о», как Моренго, Ватерлоо, Ахульго и т. д. Пушкин пил не чай с ромом, а ром с несколькими ложечками чаю и, видя, что я вовсе рома не пью, постоянно угощал меня кахетинским вином!»
Другой отрывок относится к 1856 году, когда после Крымской войны был заключен парижский мир, невыгодный для России.
Александр II был на рауте у генерал-губернатора Закревского. Бывший на этом рауте П. Я. Чаадаев, как и все русские, недовольный этим миром, сказал Дельвигу, указывая на царя: «Взгляни на эти бессмысленные бычьи глаза! Разве Россия может ждать добра от этих глаз?»
И еще один отрывок, вернее одна фраза, относящаяся к выдаче концессий.
«Управляя министерством путей сообщения, я не соглашался дать концессию Ефимовичу, которому покровительствовала известная княжна Долгорукова!»
Читая эти отрывки, мы можем составить мнение о воспоминаниях А. И. Дельвига как о любопытных свидетельствах современника, которые представляют большой исторический и социологический интерес. Дельвиг описывает в них встречу с Анной Петровной Керн, рассказывает о покушении Каракозова на Александра II и т. д. Но, к сожалению, записки Дельвига были при опубликовании их в 1913 году искажены. Например, приведенная выше фраза о концессии Ефимовичу была на этой фамилии обрезана, а слова о покровительстве ему княжны Долгоруковой вычеркнуты. А отрывок про бычьи глаза царя был вовсе исключен из текста записок. И т. д. Кто же это сделал? Тот, кто опубликовал записки в 1913 году, — Г. П. Георгиевский. Он так объяснил это в предисловии: