Выбрать главу

Пушкин перевел из «Гуслей» одиннадцать песен, в том числе «Бонапарт и черногорцы», «Вурдалак» и другие. Все помнят, например, строки из песни «Конь» в переводе Пушкина:

Что ты ржешь, мой конь ретивый, Что ты шею опустил, Не потряхиваешь гривой, Не грызешь своих удил? Али я тебя не холю? Али ешь овса не вволю? Али сбруя не красна? Аль поводья не шелковы, Не серебряны подковы, Не злачены стремена?

Но не только Пушкин переводил на русский язык западнославянские баллады. Поэт-петрашевец С. Дуров, например, перевел «Морлах в Венеции».

В предисловии к «Песням» Пушкин сказал, что ему очень хотелось знать, на чем основано изобретение песен. С. А. Соболевский по его просьбе писал своему другу Мериме, спрашивая об этом же. Мериме ответил, что «Гусли» он составил по двум причинам: во-первых, хотел посмеяться над «местным колоритом», на который возникла мода в литературе того времени, хотел преодолеть затверженные каноны классицизма, и, во-вторых, ему нужны были деньги. «Передайте Пушкину мои извинения, — писал он, — я горжусь и стыжусь вместе с тем, что провел его». Во втором издании «Гуслей», вышедшем в 1840 году, Мериме прямо признался в подделке, объявив ее просто шуткой, простительной романтику.

Пушкин в предисловии подчеркнул, что даже такой тонкий знаток поэзии, как А. Мицкевич, и тот не усомнился в подлинности песен, а какой-то ученый немец написал даже о них диссертацию. Пушкин имел в виду немецкого поэта Вильгельма Гергардта (1780–1858), тоже поверившего в подлинность песен и переведшего несколько из них.

Конечно, надо простить Просперу Мериме эту шутку, направленную на утверждение романтизма и преодоление классицизма. Источником для его баллад явился подлинный славянский фольклор. Благодаря проделке Мериме, обманувшего Пушкина, мы имеем такие баллады, заученные нами наизусть, как «Трусоват был Ваня бедный» и другие.

Пастиш на Вольтера

Такой же невинной шуткой можно считать мистификацию, созданную самим Пушкиным, но уже не поэтического, а эпистолярного характера.

Что означает стоящее в заголовке слово «пастиш»? На французском языке — подражание (художнику или писателю). Но на этом же языке есть и слово «постиш», что уже значит просто «подделка». Но, когда автор подделки не отрекается от своего авторства, принято называть это более мягко — «пастиш» (на французском языке) или «пастиччио» (на итальянском).

Интересный пример эпистолярного пастиша — одна из последних работ Пушкина, связанная с именем Вольтера.

В дневнике Александра Ивановича Тургенева, друга Пушкина, есть такая запись от 9 января 1837 года: «Я зашел к Пушкину: он читал мне свой postiche (подделку) на Вольтера и на потомка Жанны д’Арк» (у Пушкина — Иоанны).

Эту статью Пушкин предназначал для журнала «Современник», но она была напечатана уже после смерти поэта в томе V под названием «Последний из свойственников Иоанны д’Арк». В ней говорится, что в 1836 году в Лондоне умер Филипп Дюлис, потомок родного брата славной Орлеанской девственницы. Потомки Жанны д’Арк получили фамилию Дюлис (от слова lys — лилия) — намек на пожалованную Орлеанской деве лилию в родовом гербе. Между бумагами умершего Дюлиса якобы нашли любопытный автограф — письмо Вольтера, являющееся ответом на обращение к нему отца покойного. Пушкин замечает в скобках, что эта переписка была напечатана в английском журнале, и приводит ее полностью.

В письме Дюлиса содержится вызов Вольтера на дуэль за будто бы допущенные им в книге об Орлеанской девственнице («La pucelle d’Orleans». Анонимное издание. 1755) «дерзкие, злостные и лживые показания».

«Последний из свойственников Жанны д’Арк» возмущался «дерзостью» фернейского отшельника. Действительно, героико-комическая поэма Вольтера высмеивает феодально-поповскую Францию и католический культ девственницы, снижаясь в некоторых местах от пафоса до фарса. Недаром поэма была осуждена римским папой и запрещена в 1757 году.

Русский поэт Херасков в своей «Бахариане» так отзывался о ней:

«Орлеянку» сочинил Вольтер — Повесть шуточную, вредную, Вредную, но остроумную!

Поэма Вольтера исторической ценности не имеет и довольно гривуазна по содержанию. Он задумал ее как пародию на героическую и религиозно-мистическую «Девственницу» Шаплена (1656 год).